Купина неопалимая

лишь объектом, оставаясь собой и сохраняя свою природу и до, и по­сле ее отнятия. Богочеловеческий акт, которым является обожение человека в его облагодатствовании (причем человек является не только объектом, но и субъектом его, благодатно-природным, сверхтварно-тварным существом), здесь рассматривается лишь как акт Бога над человеком, а не в человеке, извне, но не изнутри. Механический и поверхностный характер всего этого понимания бросается в глаза вместе с его неуместным юридизмом: Бог дал человеку заповедь, как юридическое основание договора, чело­век нарушил эту заповедь и лишился соответствующих благ, оста­ваясь, однако, самим собою, вот и все. При этом получается полный и совершенный разрыв между Богом, как источником облагодатствования, и человеком, как его преемником. Падший че­ловек остался безблагодатен, а вместе с тем остается возможным вернуть эту благодать односторонним актом Божества, божест­венным произволом, ибо все изменение произошло со стороны Бога, отъявшего сверхданный дар, а не человека, оставшегося без изменения (ибо Vulneratio  онтологически несу­щественна). Этим, конечно,

62

уничтожаются и основания самого процесса божественного домостроительства нашего спасения. И освящение человека к принятию Бога, к боговоплощению, есть также не восхождение самого человеческого рода к боговопло­щению, но акт Бога над человеком, именно над Девой Марией, которой возвращен утраченный donum superadditum. Все православное понимание исходит совсем из иных антропологических посылок, а в частности, и иного учения о первородном грехе. В неповрежденном, софийном человеке все двигалось благодатью Божьей, но это было не donum superaddi­tum, но дыхание и жизнь человеческого существа, которым вла­дел еще образ Божий, как божественная основа его природы. Но этот образ дан был ему не только как софийная его основа, но и как задача к осуществлению вподобии: иначе говоря, и самое ус­воение образа Божия было вверено свободе человека. Состояние облагодатствованности до грехопадения являлось нормальным и в этом смыслеестественным для человека (как состояние его во грехе, «природное», является противоестественным, не отвечаю­щим его подлинной природе). Но уже в самом сотворении чело­веческого духа Бог, вызывая его к бытию из небытия и запечатлевая его Своею силою, дает место и свободе его самооп­ределения. Так и сотворенный человек, в основах бытия своего запечатленный образом Божиим и являющийся поэтому богоприемлющим, природнымсосудом благодати (а в идее сосуда со­держится и идея накопления, не в качестве donum superadditum, хотя и в качестве donum):

63

В свободе своей он осуществляет или не осуществляет образ в подобии. В этом выражается человеческое самотворчество, которое однажды выразилось в общем и основ­ном бытийном самоопределении, а затем в частности совершает­ся в ряде производных. Первородный грех лишил человека принадлежавших ему по его тварному чину (а не super его) благодатных даров благодаря тому, что в нем нарушено есте­ство человека: он заболел, в результате потерял власть над собой и стал смертен. Но эта немощь, уже неодолимая силами самого человека и преодоленная действительно лишь чрез donum supe­radditum в лице нового Адама, не упразд­нила в нем образа Божия, как внутренней основы и нормы его естества. Не упразднила и его свободы, как бы ни была она ума­лена грехом, и его самотворчества, хотя уже и в ослабленной сте­пени *). Человек изменился после греха во всем своем состоянии, но не потерял ничего существенного,

*) В Послании к Римлянам (3,23) ап. Павел дает краткую, но совершенно исчерпывающую формулу значения первородного греха для человека: все согрешили (??????? — однократное действие — аорист) и лишены (??????????? — praesens ) Славы Божией (??? ????? ??? ????). Слава Божия здесь есть софийность, присущая человеку в силу его сотворения по образу Божию: человек и есть тварная София. Силою греха образ Божий затмевается в человеке, и, переставая быть софийным по состоянию, он тем самым лишается осязательного проявления Славы Божьей. Он перестает быть самим собой, теряет норму собственного своего существа.

64

от него ничего не было от­нято в качестве внешне наложенного наказания, кроме того, че­го он уже сам не мог принять: полноты облагодатствования и богообщения, также как и бессмертия, несовместимого с грехов­ной жизнью, как ненужного и недолжного для нее. Т. о. получа­ется как раз наоборот, чем в католической доктрине: не вначале privatio  и как следствие ее vulneratio, но именно наоборот: vulneratio имеет следствием privatio. И пад­ший Адам вовсе не остается лишенным благодатных даров Божиих, ибо тотчас же по грехопадению Бог дает обетование о семени жены. Адам, движимый духом пророческим, дает жене имя: Ева — жизнь. Сыновья его, очевидно, по научению от отца, уже знают жертвоприношение. При Сифе именуется Имя Божие, правед­ный Енох хождением перед Богом освобождается от смерти. Не­ведомый миру Мельхиседек является достойным принять дар от отца народов, с которым Бог уже вступил в прямое общение и за­ключил завет, и т. д., и. т. д. Одним словом, и после грехопадения онтология отношений Бога к человеку не изменилась, только че­ловек потряс и ослабил ее человеческую сторону в своей свободе. Но всегда, когда человеческая свобода восстановляла это нару­ шение, в меру этого восстановления Бог давал Свою благодать че­ловеку, освящающую и укрепляющую. Лествица между небом и землею не прерывалась, и по ней восходили и нисходили ангелы, посылаемые к человеку.

В отличие от состояния человека до грехопадения, благодать является здесь, действительно, donum su-

65

peradditum, особым воздействием Божиим на падшее тварное естество. Та justitia originalis, кото­рая, по мнению католических богословов и определению Тридентского Собора (Sess. V, I), была чрезвычайным благодатным даром, следствием donum superadditum, именно и является есте­ственным состоянием безгрешного человека, открытого воздей­ствию Божества: в этой открытости его природа — как бога по бла­годати («вы бози есте»), Закрытость же для благодати, которую человек учинил в себе силою своего греха, низведение благодат­ной божественности своей к одной потенции означает ненор­мальное состояние для человека. И благодать может достигнуть его только сверхприродным путем — donum superadditum, проторгающимся к падшему естеству. Способом ее преподания, так сказать, регулярным, является богоустановленный культ и свя­щенство при храме, как канал, чрез который непрестанно струит­ ся благодать в мир на человека. Иррегулярным же является чрезвычайное личное прямое облагодатствование праотцев, пат­риархов, пророков, царей, святых и, наконец, Иоанна Предтечи и Девы Марии. Разумеется, благодать и здесь не насилует в том смысле, что она избирает достойные для себя сосуды: подвиг чело­веческойсвятости, подъятые и отверстые к небу руки, не остается без вознаграждения, и этим, действительно, donum superadditum восстановляется падшее естество в такой мере, в какой это совер­шенно недоступно человеческим силам. И в этом смысле спасаю­щая благодать действует еще и в Ветхом За-

66

вете, до пришествия Спасителя. Эта чрезвычайная благодать, по недоступной для по­стижения человека воле Божией, ограничивается пределами Вет­хозаветной Церкви, избранного народа Божия, который является спасительным питомником для всего человечества. Все же осталь­ное человечество живет благодатными дарами, получаемыми при творении, gratiacreativa , хотя и осла­бевшими в действии, но не вовсе отнятыми от мира как сверхприродная, софийная его основа. («Христе, Свете истины, просвещаяй и освящаяй всякого человека, грядущего в мир», — читается в мо­литве первого часа.) И здесь