Купина неопалимая

грех, не один из многих, но единственный, который является метафизическим источником грехов моральных. Это есть грех свободы человека против своей природы, неверное и не должное метафизическое самоопределе­ние. Оно стоит, строго говоря, за пределами индивидуальной,

46

ис­торической судьбы, на самой ее грани, на пороге жизни. И грех Адама, как было уже разъяснено выше, не был его индивидуаль­ным грехом, ибо тогда еще не было и самой индивидуальности в теперешнем греховном, люциферическом смысле, но грехом, свойственным положению прародителя, вступающего в жизнь и в ней самоопределяющегося. И вследствие этого не индивидуально­го характера греха нельзя его считать индивидуальным грехом Ада­ма, которым согрешил только он, но фактически не согрешил или мог бы не согрешить другой человек. Нет, Адам в первородном гре­хе согрешил не как Адам, или не только как Адам, но как всякий человек. И всякий, все мы, каждый из нас, в нем соприсутствовал и соучаствовал в этом метафизическом грехе, обремененные кото­рым мы рождаемся уже как индивидуальности, имеющие свои осо­бые судьбы и свои особые грехи. Иначе говоря, Адам, как совершивший первородный грех, как реальный, а не идеальный только или юридический представитель человечества, как всякий, не грешнее и не праведнее всех людей: в первородном грехе все равны, и, насколько это грех, все равно греховны. То, что прои­зошло с Адамом, то произошло метафизически — для всех и со все­ми его еще не рожденными, но с ним единосущными потомками, и это происшествие осознается в рождении, для каждого заново реализуется. Церковь осудила (на Всел. Соборе) оригеновское уче­ние о предсуществовании душ, которое было связано у него с неоп­латоническим пониманием происхождения мира,

47

как следствия отпадения от Божества, а тела, как следствия выпадения души из мира Божественного. Предсуществование человеческих душ без тела или вне и до тела противоречит твердому церковному уче­нию, что человек по природе своей, в силу Божественного о нем замысла, есть воплощенный дух, состоит из тела и духа. И никако­го иного времени, предшествующего времени его существования, нет и не было: человек впервые возникает в божественном творче­ском акте. Но это отрицание предсуществования во времени, разу­меется, отнюдь не устраняет существования всего сущего вне времени, в вечности, в Боге, как творческого основания всего про­исходящего во времени. С другой стороны, это не устраняет воз­можности того, что нечто происходит на грани времени в человеческой жизни, уже не в вечности, но еще не во времени. Гос­подь творит человеческую душу по образу Своему и подобию: это означает, что Он создает ее не так, как все другие творения мира, силою всемогущества Своего, их об этом не спрашивая. Он творит эти души творческой силой Своей, но в их свободе, силою которой им дается как бы соучаствовать в творении, соглашаясь на свое бы­тие. В таинственном и неизъяснимом акте творческой любви Божией Господь смиряется до признания самоопределения твари в Своем творении. Поэтому у всякой души живой существует ее во­ля к жизни (почему метафизическое самоубийство есть безумие и прямое contradictio in adjecto, а всякое эмпирическое самоубийство есть лишь корчи и судороги воли к жиз-

48

ни). Но в этот вневременный миг, на грани времени, в творении души и реализуется уже каждым за се­бя лично его участие в первородном грехе Адама. Когда создается душа (как бы ближе ни понимать это создание, о чем ниже), она не неволей, но волей, именно волей к жизни соединяется с телом, все­ляется в этот мир, уже отпавший от Бога и больной грехом, и в этом ее вольном воплощении, в этой воле к жизни, и осуществляется ее солидарность с Адамом и ее личное участие в первородном грехе. Последний не повторяется, но снова реализуется в каждой новой ипостаси единого человеческого существа *). И в этом- то смысле и справедливо, что мы рождаемся в грехе: «в беззакониях зачат есмь (это со стороны тела — мира), и во гресех роди мя мати моя» (это со стороны принявшей этот греховный мир души). Это грехопа­ дение происходит в рождении, на грани этого мира, но ведь и гре­хопадение Адама

*) Эта именно мысль выражена в Премудрости Соломона (гл. 7,1 -3), где некоторые ошибочно находят след учения о перевоплощении: «и я (говорится от лица Соломона) человек смертный, подобный всем потомок первозданного, первородного. И я в утробе матерней образовался в плоть в девятимесячное время, сгустившись в крови от семени мужа и услаждения, соединенного со сном. И я, родившись, начал дышать общим воздухом и ниспал на ту же землю, первый голос обнаружил плачем, одинаково со всеми». Особенность этого текста в том, что здесь противополагается как бы довременное, вечное бытие я его земному рождению.

49

произошло хотя и во времени однако, на грани теперешнего греховного мира, в ином, еще догреховном состоя­нии мира. Правда, Адам был сотворен в непорочности. Он явил свою волю к безгреховной жизни при сотворении, но это самооп­ределение оставалось еще неполным, за ним последовало и вто­рое — в грехопадении. Эти оба акта или момента самоопределения Адамова для его потомков уже сливаются в один, в силу единства человеческого рода и мира. Эта двойственность моментов для Ада­ма принадлежит опять-таки его положению как первозданного, а не его индивидуальности. Но, может быть, спросят: почему же ду­ша не знает и не помнит про это свое совершившееся самоопре­ деление, про это согласие на воплощение в греховное тело, акт воли к жизни? Не есть ли это фантазия и примышление? Этот во­прос был бы уместен в том случае, если бы речь шла об отдельном акте жизни, или ее событии во времени, которое и можно было бы помнить или не помнить в ряду других событий. (Идея такого вре­менного предсуществования именно и осуждена Церковью в оригенизме.) Но в данном случае речь идет не о событии, но о возникновении, следовательно, не о временном, но о преждевре­менном акте. Его нельзя помнить как событие жизни временной, но о нем душа хранит воспоминание, анамнезис, имея на себе его печать. И в этом смысле она всегда его помнит и непрестанно вспоминает в сознании недолжности и поврежденности своего су­щества, личной своей ответственности за это и греховности. И правильность этого понимания свидетельствуется Церковью,

50

ко­торая на всех распространяет вину первородного греха и в креще­нии разрешает именно эту довременную вину, первородный грех, совершенный при самом рождении *). Душа волей к жизни, к воп­ лощению в оскверненное грехом тело и загрязненный грехом мир принимает участие в общечеловеческом первородном грехе, в со­лидарной тожественности всего человечества.

В этом случае она самоопределяется, как человек вообще, как родовое человечество, и в этом самоопределении все едино, все одинаковы. Но вместе с тем это самоопределение и вполне инди­ видуально, ибо вместе с грехом, в известном смысле даже благо­даря греху, рождается и индивидуальность: principium individuationis есть первородный грех. Становясь солидарным в грехе, который существенно есть развороченность, развращенность целостного бытия, его децентрализованность и отсюда многоцентричность и соответствующая ей эксцентричность, человечество само теряет цельность своего со­знания, рассыпается на индивиды. Человечность, как единая ду­ховная сущность всех людей, как их природа во едином Адаме, становится скрытой основой, которая осуществляется только в индивидах и их поколениях. Свобода,

*) Молитва 4-го запрещения в последовании об оглашенных прямо говорит о рабстве диаволу, «работе вражьей», которой повинен крещаемый, хотя бы и новорожденный. Священник троекратно дует на него со словами: «изжени из него всякого лукавого и нечистого духа, сокрытого и гнездящегося в сердце его».