неестественно выгнувшись при этом, чтобы не уронить Галю. Наконец ему удалось положить ставшую невероятно дорогой ношу на сиденье, и он, шатаясь, поспешил за Костиком. Взяв мальчика на руки, Тарас с облегчением увидел, что тот все-таки дышит, и побрел назад, к машине, думая лишь об одном: как бы не упасть.
Уложив Костю на переднем, пассажирском сиденье, Тарас поблагодарил неведомого хозяина машины, что дверцы не оказались заперты на замок. Сам он открыл переднюю левую и рухнул на водительское кресло.
Близоруко сощурился, тупо уставившись на ключ, но даже не стал его поворачивать. Во-первых, не знал, что еще нужно делать при этом, а во-вторых, на него напало оцепенение — то ли результат послестрессового отходняка, то ли преддверие нового стресса, а может, сработало полученное на днях «приобретение» — проблемы с головой. Зато частично освободившийся от лишних эмоций мозг тут же достал из тайников подсознания и выложил на «самое видное место» услышанный несколько минут назад крик: «Уезжайте! Быстро!.. Подальше! Тарас!..» Мало того, мозг еще и проанализировал голос кричащего и хладнокровно, словно на монитор компьютера, выдал результат: «Это отец».
Сей неожиданный вердикт и вывел Тараса из ступора, а может быть — или так уж совпало? — это сделал хриплый голос с заднего сидения:
–?Ты не слышал, что нам сказали? Надо быстро уезжать подальше. Шевелись же, бога ради!
Тарас от неожиданности дернулся и задел локтем Костика. Тот сказал: «Ой!» и раскрыл глазенки. Это настолько обрадовало Тараса, что он повернулся к Гале с сияющей улыбкой:
–?А я не умею.
–?А что ты вообще умеешь? — раздраженно выплюнула Галина. — Вчера сумел, правда…
Улыбку Тараса в тот же миг смыло, а сам он вжался в кресло, чувствуя, как холод пробирается по груди и спине.
–?Мама, не ругай дядю Тараса, — сказал вдруг Костя, словно всего лишь спал до этого, а не лежал в глубоком обмороке. — Он хороший и добрый. Дядя Тарас, вот твои очки, они упали, когда ты спасал меня, а я их поймал, — протянул мальчик руку; в кулачке у него все это время, оказывается, была зажата Тарасова пропажа.
–?Хороший, — процедила Галя. — Только безрукий. — И ткнула кулаком в затылок Тарасу: — А ну, вылезай, хороший ты наш!
Тарас нацепил на нос очки и молча вылез. И почувствовал, как жар от горящего дома мигом высушил пот на лбу.
Галя быстро перебралась на водительское место. Тарас, отвернувшись от машины, стоял и смотрел на пожар. А внутри у него словно тоже бушевал, жаля беспощадной горечью, огонь. Будто обжигающие языки, метались мысли. Неужели она его до сих пор ненавидит, не может простить за то, в чем он не виноват? Но как же тогда?.. Зачем тогда всё?..
–?Ты едешь?! — закричала Галя. — Или что, мы такие чувствительные и ранимые? Ну и оставайся тогда. — Она повернула ключ, и почти неслышно из-за треска близкого пламени заурчал двигатель.
–?Мама, — заплакал Костик. — Давай дядю Тараса возьмем… — Мальчик снова закашлялся, а Галя зашипела в ссутуленную спину учителя громче бушующего пожара:
–?Слушай, ты!.. Только из-за сына прошу…
Но Тарас не дал ей договорить — открыл заднюю дверь. Не успел он толком усесться, как «Жигули», пересчитав лучом фар доски забора, рванули с места.
Галя ехала очень быстро. И, похоже, ее гнали прочь от горящего дома не только слова, сказанные тем человеком, которого Тарас счел своим отцом. Возможно, она в первую очередь убегала от того непонятного, унизительного, жуткого, что случилось в этом доме вчера; от того необъяснимого, а потому особенно страшного, что происходило с ней в эти дни; от того, наконец, что она каких-то десять-пятнадцать минут назад чуть собственными руками не убила себя и сына, а потом едва не задохнулась в дыму или не сгорела заживо.
Тарас все это понимал не разумом даже — сердцем, а потому не обижался на Галю за неприятные, злые слова, брошенные ею сгоряча. Да и как он мог обижаться, если с каждой минутой он все больше и больше любил эту женщину, пусть она и выглядела сейчас истеричной и злобной.
Впрочем, Галя, похоже, стала понемногу приходить в себя. Сбросив скорость перед поворотом на главную улицу поселка, она сказала, чуть повернув голову:
–?Ты прости ме…
Договорить она не успела. Внезапно стало светло, как днем. Дрогнула земля, и машина ощутимо подпрыгнула. Галя резко затормозила. А затем обрушился грохот — не только больно шарахнувший по ушам, но осязаемый всем телом, даже внутренностями. Следом послышался многоголосый свист и вой, а потом по крыше автомобиля застучал град.
Сначала Тарас все это так и воспринял: как неожиданно начавшуюся грозу с градом — просто молния ударила совсем рядом с машиной. Но спустя несколько мгновений он понял, что это не гроза; молния не может сверкать столь долго. И в этом ярком свете, высветившем все вокруг, стало видно, что сверху сыплется тоже совсем не град. Падали камни. Обломки шлакоблоков. И они, и куски шифера, доски, какие- то железяки были так перемолоты, словно их прокрутили в гигантской кофемолке. Мощный удар пришелся по крыше «Жигулей», и та ощутимо прогнулась.
–?Что это?.. — выдавила Галя. Она уже повернулась и распахнутыми от ужаса глазами, в которых отражалось алое зарево, смотрела назад. А Тарас почему-то никак не мог справиться с вмиг окоченевшей шеей. Мозг словно специально заблокировал мышцы, чтобы уберечь себя от ужаса, творившегося там, откуда они только что уехали.
Но Тарас все-таки пересилил себя, хоть ему и пришлось развернуться всем корпусом. То, что он увидел, походило на кадры из фильма о ядерном апокалипсисе. На месте злосчастной дачи вздымался огненный гриб. На фоне темно-синего, почти уже черного неба он был ослепительно красив своей завораживающей кошмарностью. Подсвеченная желто-оранжевым сиянием снизу, косматая шляпка гриба доставала, казалось, до звезд, которых не стало видно из-за этого зловещего света.
–?Чт-то эт-то? — повторила Галя непослушным от ужаса языком. — Б-бензин?..
Тарас почувствовал, как мелко дрожат его челюсти, словно выбивая зубами «SOS». Еле удалось произнести достаточно внятно:
–?Не знаю. Вряд ли…
–?Но что тогда? — Голос девушки стал вдруг снова отчетливым, а глаза приняли обычный размер. Тарас опять смотрел в них и видел в больших черных зрачках отражение уже оседающего гриба.
–?Там что-то было, — сказал он. — В погребе. Я подумал, что это трубы. Помнишь, к одной был привязан Костя?
–?Это ракеты, — сказал вдруг мальчик.
–?Что?! — воскликнули Тарас с Галей одновременно и так же разом повернули головы к Костику.
–?Ракеты, — повторил тот, отчетливо выговаривая букву «р», что делало слово грозным даже в устах ребенка. — Я видел на картинках такие.
–?А ведь и правда, ракеты, — ахнул Тарас.
–?Откуда на даче ракеты? — помотала головой Галя. — Бред.
–?Этот бред длится уже двое суток, — тихо сказал Тарас. — И ракеты — не самое во всем этом удивительное. Они хотя бы объясняют этот фейерверк.
–?Да какие ракеты? Опомнись! — уперлась Галя. — Это бензин взорвался.
–?Ты посмотри, — снова обернулся к заднему окну Тарас, — на месте дома воронка.
Хоть гриб, созданный взрывом, уже почти осел и развеялся, а гореть на его месте было теперь нечему, все равно еще что-то там вспыхивало, давая рассмотреть круглую яму на месте бывшего дачного участка. Что и подтвердила Галя:
–?Да, воронка. Дачу разнесло на кусочки.
–?Это не смог бы сделать бензин, — объяснил Тарас.
И тогда Галя тряхнула головой:
–?Да какая теперь разница, бензин, ракеты, атомная бомба? Нам надо срочно сматываться отсюда, пока нас не записали в свидетели, а то и…
