–?Согласен, — не дослушав, кивнул Тарас. — Тем более, когда увидят, что и на машину у нас нет документов.
Галя, вдавив до упора педаль газа, резко бросила сцепление. Автомобиль, истерично шаркнув задними колесами, рванул с места, словно гоночный болид.
Уже выехав на шоссе, когда последние огни проснувшегося от чэпэ Ряскино остались далеко позади, Галя сказала:
–?Я не успела… Ты прости меня. Ну… ты понял. Это из-за стресса… Сорвалась, не хотела… И спасибо тебе за Костю. И вообще… Котеночек прав, ты хороший. Простишь?
–?Мне не за что тебя прощать, — расцвел Тарас, но тут же лицо его помрачнело. — И спас нас не я. А сам вот не спасся…
–?Твой отец?
–?Да.
–?Значит, ты был все-таки прав насчет колдуна и прочего?
–?Не знаю. Ведь я думал совсем наоборот, что это отец нас хочет убить.
Галя вдруг подалась вперед, напряженно во что-то вглядываясь.
–?Блин, гаишники, похоже! — Она потянулась рукой к бардачку, бормотнув под нос: — Может, хоть какие-то документы… — И замерла вдруг на середине фразы, уставившись на внутреннюю сторону откинутой крышки.
–?Нет, это не гаишники, — проводил Тарас взглядом стоявшую на обочине машину и трех человек возле нее, обсуждающих, наверное, странный взрыв, свидетелями которого они стали. Но Галя, похоже, думала уже совсем не о гаишниках. Она даже на дорогу забыла смотреть, уставившись на яркую наклейку — тигр в красном круге — посреди крышки бардачка.
–?Тарас, — вновь охрип ее голос. — Это машина не твоего друга…
–?А чья же?
–?Моего бывшего мужа.
19
Галя совсем забыла о том, где она и что делает. Точнее, что она должна делать сейчас. Не пялиться на картинку, а смотреть на дорогу и вести по ней машину.
Поэтому, когда сзади раздался испуганное: «Галя! Выруливай!» — она не сразу и поняла, зачем она должна это делать и, собственно, как? И только когда машина, мчавшаяся навстречу по той же полосе, по которой уже ехала и Галя, стала отчаянно сигналить и ослепила ее фарами, до нее наконец дошло, что сейчас может произойти.
Руль она дернула вправо в ту самую секунду, которая наверняка была последней из отведенных судьбой для возможности что-то исправить. К счастью, у водителя другого автомобиля хватило ума и выдержки не повернуть на встречную, чтобы избежать столкновения. А может, он впал в ступор от страха. Машины разминулись, пожалуй, в считаных миллиметрах друг от друга.
Руки Гали задрожали так сильно, что «жигуленок» начал вилять. Но пока Тарас осипшим незнакомым голосом не сказал: «Пожалуйста, остановись», Галя упорно продолжала гнать вперед, пытаясь справиться с управлением. Просто у нее вдруг будто выключился мозг и пропали мысли — все до единой. И даже услышав просьбу Тараса, она еще какое-то время вспоминала, что нужно сделать, чтобы ее выполнить. Потом затормозила, но столь резко, что автомобиль пошел юзом, и заснувший было Костик, не слышавший даже сигналов машины, с которой они едва не столкнулись, от визга покрышек проснулся и закричал:
–?Мама!
Лишь тогда Галя полностью очнулась и, чудом справившись с управлением, остановила «Жигули» у самого края обочины, едва не съехав в глубокий, скрытый вечерним мраком кювет.
Машина сразу заглохла. Тишина наступила такая, которую можно было сравнить лишь с той, что накрыла бы их всех минуту назад, не дерни Галя руль. Но ощущение могильной тишины длилось недолго. Всхлипнул Костя, и Галя прижала его светлую голову к груди.
–?Ну, ну… Не плачь, мой котеночек. Все хорошо.
Сзади завозился Тарас. Несколько раз шумно вдохнув и выдохнув, он спросил скорее недоуменно, чем испуганно:
–?Ты чего?
–?Подожди, — прошептала Галя. — Пожалуйста, подожди.
Слезы покатились вдруг по щекам, и она ткнулась в мягкий Костин затылок.
–?Мама, не плачь, — погладил сын ее руку.
–?Не буду, солнышко, не буду, — выдавила Галя, пытаясь проглотить ком в горле.
Ей сейчас очень-очень хотелось остаться одной. Совсем одной. Там, где ее никто не смог бы увидеть и услышать. В глухом лесу, в пустыне, на Северном полюсе, куда собирался отправиться Костик… Все равно где, лишь только чтоб можно было завыть во весь голос — отчаянно, дико, выплеснув из себя все: отчаянье, страх, безысходность, тоску, тревогу… Что еще накопилось там, в темных, неведомых ей самой закутках… души?.. подсознания?.. сердца?.. Там еще билась боль — мучительная, почти физически ощутимая, которая тоже представляла собой целый сгусток, где боль тоскливого одиночества жалась к боли от незаживающей раны предательства, где боль за сына, растущего без отца, лепилась к боли невостребованной любви и нерастраченной ласки… Там было много разных болей, в этом клубке, к которому добавилась еще одна — боль от потери любимого некогда человека. Теперь уже — окончательной потери. Настоящей, буквальной. Романа не стало. Совсем. Он даже не умер, он испарился.
И Галя наконец-то ответила Тарасу, оторвав голову от макушки сына, но так ее и не повернув:
–?Его больше нет. Моего мужа. Совсем нет.
Тарас шумно сглотнул и, поперхнувшись, закашлялся.
Галя быстро обернулась и заговорила, будто в чем-то оправдываясь:
–?Ты не подумай, я давно разлюбила его. Но ведь любила! Очень. Когда-то и у нас были фонтаны…
–?Какие фонтаны? — откашлявшись, хрипло переспросил Тарас и опустил глаза в пол.
–?Что? — дернула головой Галя. — Фонтаны?.. Нет-нет, это я так. Никаких фонтанов, конечно… — И спросила вдруг, совсем неожиданно как для Тараса, так и для себя самой: — Скажи, как любовь может превратиться в ненависть? Не в безразличие даже, а именно в ненависть? Почему он хотел убить меня? За что? Ведь это не я предала его. Ведь я продолжала любить даже потом, когда…
Галя замолчала, не закончив фразы, и резко отвернулась от Тараса, так и не дождавшись, когда тот посмотрит на нее.
И снова повисла тишина. Костик опять заснул, уронив белый затылок на Галину руку.
Галя жалела уже, что сказала сейчас Тарасу. Что ему до убитой любви? Что ему до погибшего Романа? Да и надо быть справедливой, у Тараса погиб отец. А Роман вообще хотел убить как ее саму, так и Тараса. И даже Костю! Как она могла сожалеть об ушедшей любви к этому извергу?!
–?Прости, Тарас, — снова повернула голову Галя. — Я расклеилась. От страха. Но теперь нам бояться нечего. Он мертв, и мы можем вернуться домой. Можем забыть этот кошмар и опять жить по- прежнему.
–?Нет, — все так же уставившись в пол, хрипло ответил Тарас. — По-прежнему мы уже жить не сможем. И ничего пока не кончилось… — Он хотел сказать что-то еще, объясниться, но вдруг встрепенулся и наконец-то посмотрел Гале в глаза: — Но почему ты решила, что там был твой муж? С чего ты взяла, что это его машина? Ты ошибаешься, это машина Валерки Самсонова. Я помню номер. Это совершенно точно! Восемьсот восемнадцать.
–?Ты помнишь цифры, — покачала головой Галя.
–?Ну да.
–?А буквы?
–?Буквы?.. — нахмурился Тарас. — Нет, буквы не помню.
