серого света — и снова полная тьма. Но он — уже здесь.
Слышно, как он дышит — прерывисто, часто. Вряд ли это только оттого, что поднимался по лестнице — ведь он не старик. Он силен, молод. И… он такой желанный! Такой, что впору самой задохнуться. Хочется крикнуть, позвать, поскорее обнять, прижаться губами к груди, перенять через них биение рвущегося к ней сердца… Но нет, она будет ждать. Пусть он сам найдет ее в темноте, пусть сам услышит стук ее сердца.
Галя почти перестала дышать, сжала губы, чтобы со слабыми выдохами не вырвался стон. Желание стало настолько сильным, что кроме него не осталось уже ничего — даже спеленутых паутиной безумия мыслей.
Вот и снова шаги. Скрип половиц. Уже не тревожный — вопросительный: что будет дальше? Найдет, не найдет? Конечно, найдет. Ведь он тоже знает, где нужно искать. Три шага вперед, два вправо, вытянуть руку…
Горячие пальцы коснулись Галиного плеча. Если бы это были не пальцы, а электрошокер, вряд ли бы ее тряхнуло сильнее. Сладкая судорога стала сигналом: все, ожидание кончилось, она дождалась!
Галя схватила протянутую к ней руку и дернула на себя. Услышала сдавленный возглас и вскрикнула сама, придавленная обвалившейся на нее тяжестью. Но это была ее, только ее долгожданная тяжесть. Та самая тяжесть, что несла с собой облегчение. Выплыло вдруг непонятное, нелепое, глупое: «Своя ноша не тянет» и, оставив ярко пульсирующий кусочек «своя», вновь ускользнуло в глубины сознания. «Своя-своя- свой-мой-мой-мо-о-ой!» — забилось в мозгу языком громогласного колокола. Вибрация от гудящего звона заполнила каждую клеточку тела, заставила его сладострастно содрогнуться — раз, другой, третий… Дыхание, и без того затрудненное от давящей на грудь тяжести, перехватило совсем.
Галя на ощупь начала срывать с мужчины одежду. Он приподнялся — дышать стало легче — и стал помогать ей. Что-то со звоном упало на пол. Но звон разливался уже и в Галиной голове, а потом захватил вибрацией и все тело. Она сама стала огромным колоколом, в который ударили, начиная отсчет нового времени — того самого, что находится вне любых физических измерений, что не знает разницы между секундой и вечностью, — времени любви.
Желанное тело касалось Галиной кожи, но неуверенно и осторожно, словно боясь обжечь ее. Тогда Галя сама прижалась к нему и стала целовать, как недавно в мечтах, над самым сердцем. Мужчина откликнулся на ласки, его ладони заскользили по Галиной спине, легли на ягодицы. Галя выгнулась, прильнула к горячему телу грудью и животом, переплела его икры своими. А потом обхватила его крепко за спину и растворилась в нем, растворяя его в себе.
Дальше все было так, как она и желала, о чем так мечтала долгие годы, чего так ждала. Она хотела шептать и кричать бесконечным рефреном любимое имя, но почему-то никак не могла его вспомнить. Но это уже не казалось важным. Важно, что любимый сейчас с ней, в ней, повсюду… И вдруг он отпрянул. Шумно вдохнул, задержал в груди воздух, словно собрался нырнуть в неведомую глубину, и сказал так, будто от скуки ему свело скулы:
–?Погоди. Я забыл. Нужно, чтоб все было видно.
А Галя сразу вспомнила имя. Роман. Конечно же, Роман! Как она могла забыть? Только это был голос не Романа.
Босые ноги прошлепали по полу. Свет лампочки показался ядерным взрывом. Галя зажмурилась — пляшущие под веками цветные пятна складывались в выхваченное сознанием лицо. Лицо не Романа. Совсем чужое лицо.
Она открыла глаза. Да, это не Роман. Не ее мускулистый, спортивно-подтянутый «красавец-мачо», как она его шутя называла. Незнакомец был худощав, неспортивен и вообще… неказист. Светло-серые глаза, равнодушно взирающие на нее из-под русой челки, казались стеклянными. И этот неживой взгляд делал ничем не примечательное, застывшее лицо похожим на маску. Только сейчас это не имело для Гали никакого значения, мозг всего лишь зафиксировал факт.
–?Иди сюда. Надо продолжить, — бесцветным голосом сказала она.
–?Да, надо продолжить. Иду, — эхом откликнулся незнакомец.
И они продолжили. Очень старательно. Так отточено правильно, что впору снимать учебно- познавательный фильм. Ни одного лишнего движения, никаких глупых нашептываний и ненужных ласк. Все происходило совершенно беззвучно, если не считать размеренного скрипа пружин и учащенного дыхания занимающихся тяжелым физическим трудом людей.
А когда мужчина, прервав полустон-полувсхлип, отстранился и Галя увидела незнакомые, удивленно-беспомощные глаза под прилипшей к потному лбу русой спутанной челкой, она словно очнулась. И закричала, сжимаясь в комок, подтянув к груди колени, судорожно обхватив плечи руками:
–?Кто вы?.. Кто вы такой?!
6
В ушах у Тараса все еще звенел крик сжавшейся перед ним обнаженной женщины, но смысл его никак не проникал в сознание. В мозгу замелькали картины: он выходит из школы, идет… Куда?.. Да в поликлинику же, показаться врачу — что-то неладное стало твориться с головой. Да-да, именно туда его и повез Валерка… Валерка? Он-то тут при чем?.. Ну да, он же догнал его и предложил подвезти.
Так что, он сейчас в поликлинике? Тарас опустил взгляд и тут же, охнув, скрестил под животом ладони — он был совершенно голым!.. Значит, он и правда в поликлинике? Но зачем его раздели полностью, если проблемы лишь с головой? И кто это сидит перед ним и с таким ужасом его разглядывает? Врач?.. Но почему она тоже голая? Или… это еще одна пациентка? Может, они уже в психушке? Но разве бывают даже там общие палаты? Куча вопросов, смешиваясь и кувыркаясь, мелькала в мозгу сумасшедшим калейдоскопом.
Тарас обвел вокруг взглядом. Он где-то потерял очки, потому окружающее казалось акварельными мазками на рыхлой дешевой бумаге. Тарас прищурился, и бумага впитала лишнюю влагу. Рисунок неизвестного сюрреалиста стал более четким. Маленькая, освещенная тусклой лампочкой комнатушка под скошенным дощатым потолком. Даже для психушки чересчур убого. По пыльным некрашеным доскам разбросана одежда — его брюки, рубашка, пиджак. А вот и юбка, блузка и… совсем уж интимные предметы гардероба. Тарас прищурился сильнее. Да, несомненно, нижнее белье. В том числе и его. И впрямь — сюрреализм, да и только!.. А вот и очки. Разбитые…
Тарас подобрал с пола оправу, прихватив заодно и трусы, и промычал:
–?Не м-могли бы вы отвернуться?..
Женщина уткнулась лбом в колени. Тарас быстро натянул трусы, надел брюки и сунул бесполезную оправу в карман. А когда взял рубашку, женщина вскинула голову и снова выкрикнула:
–?Да кто вы такой? Что вы тут делаете?
–?Я? — сглотнул Тарас. — Я — Тарас… э-э… Артемович. Я тут… э-э-э-э… одеваюсь.
–?Не надо паясничать! — подскочила женщина, но тут же снова сжалась в комок. — И нечего на меня пялиться! Что вам от меня надо? Отпустите меня сейчас же!
–?Да я вас как бы… и не держу, — пожал плечами Тарас и, оценив ситуацию, поспешил отвернуться. — Вы оденьтесь тоже, я не смотрю. Да и без очков все равно вижу плохо, не бойтесь.
Тарас натянул рубаху и, застегивая пуговицы, услышал, как женщина, обнаружив, видимо, что-то, отчаянно ахнула:
–?Вы!.. Да вы… Что вы со мной делали?! Насильник! Маньяк!..
–?Да что вы это такое… — с негодованием повернулся Тарас, но женщина, успевшая надеть лишь трусики, отчаянно завизжала, закрыв ладонями грудь. Тарас замахал руками и вновь отвернулся, продолжив скороговоркой: — Что за глупости, никакой я не маньяк! Я совершенно не понимаю… не помню, не знаю, как я здесь оказался! Я ничего не помню! Понимаете? Ни-че-го!.. — Сказал и вдруг осекся. Он вспомнил. Туманно, зыбко, будто сновидение, но вспомнил. Вспомнил, что он сейчас делал с этой женщиной… А может быть, так разыгралась фантазия? Как бы то ни было, воспоминание-мечта
