Я стою на пороге входной двери и оглядываю помещение. Я обшариваю взглядом каждый уголок, и меня охватывает замешательство. Там, где мы их оставили, пусто. Как они могли уехать раньше нас? Я подхожу к стойке на несколько шагов и понимаю, что ошиблась. Они на том же месте, возле стойки. Но я сразу их не узнала, потому что они сидят, крепко прижавшись друг к другу лицами, их тела сплетены, и целуются они так, словно, кроме них, на планете больше не осталось людей.
Это невозможно. Должно быть, у меня галлюцинации. Я слишком много выпила.
— Эй, — зову я.
Глаза меня не обманывают: они целуются. Но мое сознание отказывается верить, что я вижу это наяву.
— Эй, — говорю я снова. — Эй!
Оба разом скашивают на меня глаза и, как мне кажется, неохотно разнимают губы. На мгновение разыгрывается немая сцена, как будто мы попали в стеклянный шар, внутрь которого помещен макет бара и наши фигурки. Я внезапно ловлю себя на том, что киваю. Голос в голове говорит «да». Ты знала, что все именно так и будет. А потом я слышу свой голос:
— Ты думала, я ничего не узнаю?
Я разворачиваюсь, чтобы уходить, и вижу боковым зрением, как Лали спрыгивает с табурета, ее губы шевелятся, по ним можно прочесть мое имя. Себастьян протягивает руку и хватает ее за запястье. Я пересекаю бар и направляюсь к выходу, не оборачиваясь. «Гремлин» стоит на стоянке у входа, двигатель работает. Я запрыгиваю в машину и захлопываю за собой дверь.
— Поехали.
На полпути к дому я снова прошу Мышь остановить машину. Она встает поближе к обочине, я выхожу, и меня несколько раз тошнит.
Когда мы добираемся до проезда, ведущего к нашему дому, я вижу, что на крыльце горят огни. Я твердой походкой поднимаюсь по тропинке и вхожу в дом. Войдя, я останавливаюсь у кабинета и заглядываю внутрь. Папа сидит на кушетке и читает. Он поднимает глаза, закрывает журнал и аккуратно кладет его на чайный столик.
— Я рад, что ты дома, — говорит он.
— Я тоже.
Мне приятно, что папа не стал меня отчитывать за то, что я не позвонила в девять часов.
— Как спектакль?
— Нормально.
В голове у меня возникает изображение карточного домика, на каждой карте написано «Что, если?». Карты начинают падать, они разлетаются и превращаются в пепел. Что, если Доррит не убежала бы из дома? Что, если я смогла бы повидаться с Себастьяном вчера? Что, если бы я не вылезла на сцену на всеобщее посмешище? Что, если бы я ему отдалась?
— Спокойной ночи, пап.
— Спокойной ночи, Кэрри.
ГЛАВА ДВАДЦАТЬ СЕДЬМАЯ
Девочка, которая…
Типичный гроб. Конечно, на самом деле это не гроб, а что-то вроде лодки. Она отплывает, и я должна на нее попасть, но какие-то люди загораживают мне путь. Я не могу пройти мимо. Одна из них — Мэри Гордон Ховард. Она хватает меня за рукав пальто и тянет назад. Она глумится надо мной.
— Ты никогда не забудешь это. Клеймо останется на всю жизнь. Тебя никогда не полюбит ни один мужчина…
— Нет. Н-е-е-е-е-е-т!
Просыпаюсь. Состояние отвратительное. Вспоминаю, что вчера случилось что-то ужасное.
Припоминаю, что именно.
Не могу поверить, что это правда.
Знаю, что это правда.
Размышляю над тем, что делать. Сойти с ума, позвонить Лали и Себастьяну и устроить скандал? Или вылить на них ведро свиной крови, как в кино? Но где достать эту кровь, да еще и в таком большом количестве? Или заработать серьезную болезнь, предпринять попытку самоубийства? Им, конечно, будет жаль меня, но зачем давать им повод чувствовать себя такими важными персонами? Может быть, сделать вид, что ничего не случилось? Вести себя так, словно мы с Себастьяном счастливы вместе, а эпизод с Лали был просто небольшим сбоем в отлаженном механизме прекрасных отношений.
Проходит пять минут. В голову приходят странные мысли. Например, о том, что девушки делятся на четыре типа. Девушка, которая играла с огнем. Девушка, которая открыла шкатулку Пандоры. Девушка, которая дала Адаму яблоко. И девушка, которая украла у подруги ее любимого.
Нет. Он не может любить ее больше, чем меня. Не может. Хотя может.
Почему? Я бью по постели кулаком, пытаюсь сорвать одежду. На мне фланелевая пижама, не помню, когда я переоделась. Кричу в подушку. Падаю на спину в прострации. Лежу, глядя в потолок, как вдруг меня словно громом поразило: что, если никто никогда не захочет заниматься со мной сексом? Что, если я останусь девственницей на всю жизнь?
Я пулей вылетаю из кровати, бегу вниз, хватаю телефон.
— Что-то ты не слишком здорово выглядишь, — говорит Доррит.
— С тобой я позже разберусь, — рычу я, прыгая вверх по лестнице, как белка. Осторожно закрываю дверь. Дрожащей рукой набираю номер Лали.
— Здравствуйте, можно Лали?
— Кэрри? — отвечает она. Голос у нее напуганный, но не до смерти, как я надеялась. Плохой знак.
— Скажи мне, что того, что я видела вчера вечером, на самом деле не было.
— Гм. Ну, на самом деле — было.
— Зачем?
— Что зачем?
— Как ты могла это сделать? — кричу я с неистовостью умирающего.
Наступает тишина.
— Я не хотела тебе говорить…
Лали делает паузу, во время которой в моей душе проносится ураган чувств. Смерть кажется неизбежной.
— В общем, я встречаюсь с Себастьяном.
Вот так, просто, буднично. Бесспорно. Невозможно поверить, что это происходит со мной на самом деле.
— Мы уже некоторое время встречаемся, — добавляет она.
Я так и знала. Я видела, что между ними что-то происходит, но не верила своим глазам. Да и сейчас не могу поверить.
— Как долго? — требую я.
— Ты правда хочешь знать?
— Да.
— С тех пор, как он уехал на каникулы, мы вместе.
— Что?
— Я знаю только одно. Он нуждается во мне.
— Он и мне говорил, что я ему нужна!
— Наверное, он передумал.
— Или ты ему в этом помогла.
