улыбнувшись, сообщил:
— Ну как же, я ведь молодой, и не хочу прогнить весь свой век в вашей конторе! Потому буду учиться. Так сказать. Молодым у нас везде дорога.
Тамара только злобно пыхтела в ответ. Впрочем, я не слушал её пыхтение. Оставил ей бумагу с указанием числа, до которого я собираюсь сдавать сессию, дабы она знала с какого числа ставить меня в наряд, и удалился, на сей раз, даже не хлопнув дверью.
С этой крысой (а разрешите мне называть вещи и людей своими именами) я оставался на ножах до последнего. При встрече в депо я с ней не здоровался и брезгливо проходил мимо, не обращая на неё внимания. Тамара же в свою очередь ставила меня как можно хуже. С точки зрения трамвайных понятий. Например, под выходной могла «зарядить» допоздна — со вторым «маршрутом». Хотя делать этого нельзя. После двенадцати начинается мой выходной. Какого чёрта я торчу на работе? Но особенно ей нравилось впоследствии ставить меня дежурить. Хотите узнать, что это за шоу и как оно со мной проходило? Извольте.
Теоретически дежурными должны быть все водители стаж работы которых более одного года. Периодически. На деле дежурными были одни и те же. Догадываетесь кто? Правильно. Далее ещё веселее. Из тех, кто сидел в депо дежурным, чаще всего уезжали опять же одни и те же. Догадываетесь кто? Продолжение куда забавнее. Сейчас объясню.
Каждый водитель обязан дежурить три раза в месяц. Вернее два. Два раза в месяц. Плюс ещё один день, когда его посылают на так называемый «спальный» вагон. Но на деле это тот же дежурный. Со «спальным» вагоном всё просто. Вы выезжаете из депо, прибываете на конечную станцию (какую скажут), ставите трамвай на прикол на запасной путь и более ничего не делаете до конца смены. Затем либо гоните его обратно в депо либо вам туда же на конечную присылают сменщика. Смысл прост: если на линии кто-то ломается (а это случалось каждый день: русская техника ничего не поделаешь), он берёт «спальный» вагон. А вы буксируете неисправный в депо. То есть смысл «спального» вагона: на всякий случай. Для быстрой замены. Однако чаще всего, когда меня ставили на «спальный» или «резерв» как он назывался официально — это означало дежурство.
Шоу «дежурство» разворачивалось следующим образом. Человек прибывал в депо к четырём часам утра. Далее сидел «на нервах» часика три-четыре (если не везло) после чего выяснялось, что кто-нибудь из водителей не пришёл или заболел или ещё по каким-то причинам и… раздавался мерзейший голос диспетчера:
— Водитель 3108 примите путёвку.
Или «примите выход». Словом, отсидев в депо часа три-четыре, человек уезжал ещё на весь день, на какой-нибудь маршрут. И рабочий день составлял часов двенадцать или тринадцать. Весело? С учётом того что на следующий день снова на работу к четырём или пяти утра. А дальше — ещё веселее.
На данное шоу попадали одни и те же водители. Угадали кто?
Разумеется, я оказался в первых рядах «счастливчиков». Более того: ставили дежурить меня исключительно в утреннюю смену. Знаете почему? Потому что если человек заболевает или просыпает с утра — это всегда не предсказуемо. И всегда приходится ждать. Если же дежурить ставят вечером, то опять-таки практически всегда ждать не надо. Диспетчер просто звонит вам домой и говорит, куда и к какому времени приезжать на работу. И никаких проблем.
Меня же гоняли по полной программе: два раза дежурный в месяц в утреннюю смену и плюс один раз в резерв опять-таки в утро. Гоняли, правда, недолго.
Вдоволь насладившись «дежурными» выездами я начал бунтовать. Да как! Сначала я переругался (с криками и обвинениями) со всеми диспетчерами депо.
— Какого хрена, — помнится, заходился я в крике, — вы посылаете на линию меня, когда я отсидел уже четыре часа?
— Ваш рабочий день восемь часов… — несколько напугано верещала какая-нибудь старая калоша с маленькой зарплатой.
— Я сижу с четырёх утра! — разгорался я ещё громче. — Вон у вас торчат с шести утра ещё двое дежурных! Их и посылайте! Я раньше приехал!
— Им тоже найдётся работа, — уверяла меня калоша.
Переводя на понятный язык, это означало следующее: весь утренний выпуск вагонов уже состоялся, и, следовательно, через полчасика (с вероятностью 99 %) эти «дежурные» которым якобы найдётся работа, отправятся по домам. Вот это меня и бесило больше всего. Несправедливость.
Эти «дежурные с шести часов утра», какие-нибудь мерзкие тётки лет пятидесяти сидели у тех же диспетчеров, и пили чай. Мусолили между собой слухи и сплетни. Вась-вась. Формально они являлись тоже дежурными. Начальство придраться к ним не могло (да им бы это и в голову не пришло). На деле — это был дополнительный выходной. Они никуда не ездили. Никогда. Дыры затыкали нами — вы уже в курсе о ком я.
Единственное исключение для «блатных» заключалось в ерундовой работёнке. Когда отсидев за чаепитием у диспетчера, их заставляли выезжать поменять кому-нибудь сломавшийся на линии вагон. После чего их отпускали по домам со спокойным сердцем. Как вы понимаете подогнать кому-нибудь вагон — дело получаса. Или часа. Это не отработать целую смену к тому же предварительно «посидев» в депо часика четыре. Притом — и самое важное — за часы дежурства платили вообще гроши. То есть увеличенный рабочий день не давал практически никаких дополнительных финансовых радостей.
Так вот. Разругавшись вдрызг со всеми с кем только возможно, я начал приобретать репутацию борца за права негров. Вернее одного негра. Толку это не принесло. Разве что чувство удовлетворения, что я испортил настроение кому-то ещё помимо себя. Хотя моё настроение портилось автоматически при прибытии на работу. Как и сейчас. А конфликт, как ни крути, не нужен никому. Впрочем, я конфликтов никогда не боялся. При этом я громогласно выражался о существующих в депо нравах и о том, что я о них думаю, при любом доступном случае без разницы присутствовали рядом начальники или нет. К последним я стал относиться примерно также как и к диспетчерам. Я очень быстро осознал: у начальства больше нет методов давления на меня. Больше они ничего сделать не могут. А всё что могли негативного уже сделали. Уволить они меня тоже не могли. Такие вопросы решали повыше. А те, кто сидели повыше в само это тухлое болото не совались. Брезговали наверняка.
И я начал бунтовать в открытую. Что послужило началом, я уже описал. Несправедливость. А вот развитием простой разговор.
В ту пору в трамвайном депо трудились самые разные люди. Находились среди них и глубоко порядочные. К последним я причисляю двух пожилых евреев пришедших на трамвай от безысходности. Одного из них звали Мирон — он оказался страшным гонщиком и любил прокатиться с ветерком. Довольно полный с внешностью стопроцентного кавказца, Мирон являлся бывшим инженером. С ним мы частенько беседовали на разные темы. В основном о том, как похудеть. Он весьма интересовался диетой по группе крови. Очень порядочный человек.
А вот другой еврей — дело совершенно особое. Я не буду называть его имени — вдруг он до сих пор там работает. Мой рассказ может ему навредить. Ему я благодарен за многое. Причём в той же степени что я благодарен и моей наставнице Лене. Но поскольку называть его как-то надо, давайте присвоим ему благозвучное имя Леонид. Я надеюсь, он не обидится на меня, даже если узнает себя, прочитав данную книгу.
В ту пору Леониду было лет, наверное, под пятьдесят. Умнейший человек. Спокойный. С большими круглыми глазами. Лысоватый. В отличие от Мирона у него не было избыточной массы тела, но и худым его не назовёшь. Леонид точно раньше работал в какой-то интеллектуальной сфере. Даже мне — несмышлёному тогда в оценках психологических особенностей личностей было это ясно как дважды два. Он был чужой в депо. Не по национальности разумеется. Это всё глупость. По интеллекту. Мы много с ним общались в ту пору. Он отчего-то выделял меня среди других. И это казалось мне парадоксальным. Кстати, не знаю почему, но на всех моих работах (и последующих и предыдущих) самые лучшие отношения у меня складывались именно с евреями. Правда не знаю почему. Может эта нация больше других ценит честных и неравнодушных людей вроде меня? Или им также противны все эти серые людишки со своей мелочной жаждой урвать кусок за чужой счёт? Честно — не знаю. Но это факт.
Я частенько говорил Леониду, как ненавижу трамвайные порядки, чиновников и вообще, как
