каждый год празднует неизвестно что и называет это «Днем защитника отечества». Я-то знаю, что в этот день товарищ Троцкий приказал расстреливать дезертиров из Красной Армии, и товарищ Сталин это знал, когда праздник утвердил официально. Большого чувства юмора был человек. Любил веселые незатейливые шутки. Заскочит, бывало, в отдел кадров Генерального Штаба, выдернет наугад десяток папок.
– Расстрелять, – кричит, – мерзавцев!
– За что, товарищ Сталин? – народ недоумевает.
– Нашей армии не нужны неудачники! – отвечает.
Только некоторые все равно выжили. А жаль, в сорок первом это сильно сказалось. Веселю себя историческими байками, а сам уже к Железнодорожному подъезжаю. Заехал в «Мособлбанк», поговорил с управляющим дополнительного офиса, и стало нам с ним счастье. Он неплохо на комиссии заработал, а я через два часа дальше налегке поехал. Только смерть всего мира за спиной в прицепе, мелочь в сумке и три карточки банковских в офицерской книжке. Паспорта у меня за всю мою жизнь никогда не было. Витя Самоделкин шел давно к Брянску, перегонял трофейный прицеп. Дверки и стекло нам быстро поставили, и он сразу двинулся. Пусть руководители операции движение на трассе через спутник навигации наблюдают. А режим радиомолчания в таких акциях – вещь обычная. Не выходят на связь, значит, так командир решил. Хуже, когда эфир хрипит: «Все пропало, ведем бой, мы все погибли, выполняя приказ». Надеюсь, мы этой группе не дали тревожный сигнал подать. Пока все тихо. Обогнул я Москву областными дорогами, близко не приближаясь. Только мне встречи с патрулем городской комендатуры не хватало для полного счастья. Вышел на Смоленск и поехал на законсервированную базу. До ближайшей деревушки двадцать километров, должна была уцелеть.
Прицеп в гараж загнал, плиту входа опустил, для надежности электродвигатель подъема ворот отсоединил. Здесь в ручеек гидростанцию маленькую пристроили – ток всегда будет, пока вода течет. Вот прицеп с маячком затащим в место гиблое, можно будет с Самоделкиным сюда вернуться. Тихо здесь, по- домашнему хорошо. Маскировку восстановил, совсем свободен. От всего! Сейчас Вите карточку с его долей отдать, машинами поменяться, и на Припять, в болота непролазные. В сорок первом там десять тысяч танков советских пропало. Дернули они на четыре тысячи немецких танкеток по бездорожью и пропали в трясине бесславно. И наш прицеп там исчезнет бесследно. И все, кто ее захочет найти, пусть готовятся к неприятностям заранее.
За десять километров до Брянска на площадке стояночной я машину знакомую увидел. И две легковушки потертых рядом с ней. Подъезжаю вплотную, стая из пяти особей Вите знаки делает. Типа выходи, биться будем.
– Здорово, пацаны, какие проблемы? – спрашиваю с пулеметом наизготовку.
Главное при переговорах – уважительное отношение к собеседнику. Ты к нему по-хорошему, и он к тебе со всей лаской. Сразу парни вспомнили о делах неотложных, попрыгали в свои машинки и быстро уехали.
А мы с Витей обнялись. Отдал я ему карточку с его половиной.
– Пересаживаемся, – предлагаю. – Ты наш тягач или в часть любую сдай или продай незадорого, и езжай в свою Турцию. Тебе денег на всю жизнь хватит, если модель не заведешь. А то придется товар опять на продажу выставлять.
– Продать можно, и цену дадут настоящую, и по пути нам до Турции. Приятель у меня автоколонной заведует на Украине. Военный городок Чернобыль–4. Поехали вместе, – Самоделкин отвечает и карту разворачивает.
Те же болота, вид с юга. То ли мне не один черт, откуда в трясину заезжать?
– По машинам! – ору.
Движки ревут, а к парковке орлы милицейские с сиренами летят. Стукнули пацаны, что здесь у водителей пулемет есть. Да, не будем скрывать. Дали пару очередей – сразу мигалки погасли. Догадались, что руки здесь никто поднимать не будет. А мы кювет переползли не торопясь и по мелколесью прямо на юг и двинули. Прощай, немытая Россия, страна рабов, страна ментов. Пока, наше вам с кисточкой. Так мы вдоль Сожа до Белоруссии и дотянули. Границы не заметили, а у Кричевска на трассу вышли.
Кофе попили, рубашки льняные с воротниками вышитыми купили, натянули сразу, шляпы соломенные нахлобучили, смотрим друг на друга, смеемся, сил нет, а остановиться не можем. Истерика, короче, у товарищей офицеров. Бывает после заработков крупных и спасения мира.
– В Чернобыль, – говорю, – а то за следующий обед придется в евро рассчитываться. Последние рубли на заправке отдали. И опять дорога под колесами и мысли в голове.Пенсию я получил всю сразу. И премиальные, и за выслугу, и за паек. С северным коэффициентом и боевыми надбавками. Плюс три боеголовки – бонус за дерзость. Пусть лежат, запас карман не тянет. С оружием у нас все хорошо. У меня в спальнике пулемет и патронов битком, «Стечкин» в кобуре. У Самоделкина автомат и «Дрель» генеральская. Пистолет – он оружие статусное, как кортик парадный. Ранг хозяина определяет. А если все идет не по плану, то и застрелиться можно. Прицеп и тягач трофейные надо утилизировать надежно, без следа. Пусть покупатели никогда не узнают точно, в чем дело. Нас с Витей тоже будут искать, пока не поверят, что погибли. Года два надо в тиши отсидеться, пока накал не спадет. Генетического материала для опознания у них нет. Стерильно за нами. Ни плевка, ни волоска в наших комнатах, плюс ключи от комнат «замку» взвода оставили. Там уже дым коромыслом и пьянка армейская гуляет. А если завтра война? Солдат должен все пригодное для питья выпить сразу – это закон. От машин освободимся, и подумаем куда дальше направиться. Может, действительно, по курортам поездить? Кто там нас в миллионных толпах на побережье найдет? Документы надо чужие. Буду я, допустим, Забейнога. Или Голопупенко. Или Нихренасебефамилия. Главное – не броско.Скромность – она сильно жизнь облегчает. Шли мы ровно: восемьдесят в час держали, остановок не делали, и, хоть и затемно, но до места добрались. Витин приятель, с профессионально красной физиономией, встретил нас по-царски. Душ с дороги, борщ с галушками и шкварками – мы же на Украине!
– В Украине, – он меня поправил.
– Да ты тоже можешь говорить «на Руси». Никаких нареканий не вызовет. Так и спрашивай: «Как дела на Руси святой?». У нас свобода, однако. Мы тебе все разрешаем.
Поржали дружно, доели и к делам перешли.
Карту развернули. Болота непроходимые начинались километрах в пятнадцати за Припятью. «Сорок километров. Час, ну, максимум, – два, на машине. Велосипеды складские мы прибрали, к завтрашнему вечеру обратно вернемся» – постукивая карандашом по карте, я свой простенький план озвучил, и был слегка поражен реакцией собеседника.
– Вы, парни, совсем ума лишились! – поставил он нам диагноз. – Вам и километра не проехать. Уже под мостом железнодорожным все плитами и трубами завалено. Там последний армейский блокпост. И до него мутанты стаями носятся, кабаны и псы слепые. Псевдособаки тоже встречаются. Аномалии повсюду, а уж дальше , в глубокой Зоне, смерть на каждом шагу. К вечеру захотел вернуться из-за Мертвого города! Да ты шутник, парень! Ты до него доживи, до вечера.
– А теперь все то же самое, только спокойно и в подробностях, – говорю сдержанно.
Я, вообще, человек неконфликтный, все проблемы стараюсь устранить тихо, мирно. Вздохнул Витин приятель и достал из сейфа карту с привычным грифом «Совершенно секретно».
– Смотрите и ужасайтесь, что с землей делается. Ровно четыре года назад, в 2006 году, количество человеческой глупости опять перешло в качество, и громыхнул второй взрыв и первый выброс. Тогда в Зоне было населения тысяч пятьдесят – выжили единицы счастливчиков. Что там произошло, точно никто не знает, а если кто знает – ни за что не скажет. Четыре года выясняем – выяснить не можем. Потихоньку отступаем. Мы сейчас в Чернобыле–4. Там, где когда-то был первый базовый военный городок, сейчас южная застава «Кордон». Граница Зоны отчуждения. Внутри, за периметром, работает лагерь ученых «Янтарь» и поисковые группы военных разведчиков. А все остальные там незаконно. Нарушители закона. Работяги, бандиты, группировки различные, людоеды и зомби – ходячие мертвецы. Им, правда, арест не грозит – вдоль периметра все минами было утыкано, да и в Зоне поля ставили. Особенно вокруг бывших военных складов. Там сейчас вообще неизведанная земля.
Пододвинул я карту и прямо по ней написал: «Здесь водятся драконы». Хрустнул пальцами и кинул щепки от карандаша в топку «буржуйки». Печка такая, кто не в курсе, применяется славянскими народами вместо камина. Видел на севере мертвую тундру до горизонта, полигон «Таймыр – 13». Здесь, в центре
