Только маленькая Оксана молчала. Быстро одели детей и пошли. Оксане с Ниной повезло. Рослый красивый священник как раз подобрал «команду».
— Что, всех хотите? — спросил он.
— А чего, давайте всех, — ответила Нина, подошла к сидевшей тут же женщине и записала всех троих детей.
Егорка сначала восхищенно смотрел по сторонам, а потом, успокоившись, встал в круг таких же, как он, посвящавшихся в веру Христову. Пахло свечами, красиво трехголосо пел небольшой церковный хор.
Подошли. Возле избы четко просматривались следы, но совсем не лося и не медведя.
— Да это же следы двух ног, посмотрите, так мог идти только человек! — сказал Яков, обойдя всю избушку вокруг.
— Какой же человек может тут быть?
— Снежный, снежный! Это снежный человек, живет теперь в избушке! Я читал, что они есть даже у нас в Сибири! — закричал Ваня.
— Ну да, прямо как в сказке! В пятидесятиградусный мороз и без одежды! — возразила Людмила.
— Ладно, пойдемте в избу, — грустно вздохнув, сказал Виктор, — что кто-то сюда заходил — факт. Дверь снегом не занесена, и бурьян вытоптан, значит, кто-то тут живет.
— Как же тут человек мог прожить столько лет? — опять заговорила Людмила, — день за днем, неделя за неделей, год за годом — это же целую книгу можно написать! И какое мужество надо иметь!
— Егор писал что-то наподобие дневника, но потом, когда однажды, лет десять спустя, впервые и очень сильно заболел, тетради завернул в брезент и спрятал, да так, что сам потом не смог найти, где-то они и теперь тут лежат.
— Теперь этим записям цены бы не было!
— Может, и так, только тогда Егор не очень расстроился. «Да там ничего интересного и не было», — только и сказал. Ну что, зайдем?
Мало кто себе представляет, что может статься с человеческим жилищем через тридцать лет! Но стекла были целыми, скованные морозным инеем они все же, хотя и тускло, но освещали комнаты. Печь, баня, парилка были целы, даже дрова, когда-то нарубленные Иваном, черными палками лежали в штабеле.
— Смотри, даже дрова есть! Может, затопим?
— Сначала надо на чердаке посмотреть, нет ли прямых дыр, а то сгорим вместе с избушкой. Ваня, слазь, только смотри, лестница могла сгнить.
— Ну да! Ничего подобного! Она еще кого хочешь, выдержит! Глянь, дядя Витя! Голуби!
— Какие голуби, ты что, сдурел?
— Ничего не сдурел, голуби, самые настоящие, аж семь штук! Всякие, даже белые есть.
— Неужели выжили! Дай посмотрю.
Голуби, дико озираясь по сторонам, сбились в темный уголок и беспокойно заворковали: «У-у-у».
— Вот, вот! — закричал снизу, из парилки, водитель, — тут оно ночевало. Сено, дупло целое!
Все вначале накинулись смотреть голубей, потом место ночлега неизвестного существа. Рядом с парилкой, в углу, в сравнительно защищенном от ветров месте, действительно лежал большой стог ржи.
— Откуда тут рожь?
— Как «откуда», у Егора была целая делянка, так она, наверно, и сейчас растет, может ею, отчасти, и голуби питаются.
— Мне страшно, — сказала Людмила, — а вдруг это чудище вернется?!
— При таком скоплении народа? Вряд ли, а вот когда уедем... Ну, так что, будем располагаться?
— Придется, ну что, Ваня, дымоходы в порядке?
— Все о’кей, замазано, заделано.
— Тогда давай затопим вначале печь, а потом и парилку.
Каждый занялся, чем мог. Шофер с Иваном снесли провиант, сложили в первой комнате. Людмила начала хлопотать за большим деревянным столом, кстати, очень хорошо сохранившемся. Виктор с Яковом обошли все строение, о чем-то долго спорили, потом нарубили дров, и печь загудела, как ни в чем не бывало.
— Вот это сооружение! Гляди, тридцать лет не топилась — и хоть бы хны! Вот тебе и русский мужик!
Ваня притащил приемник.
— Да выключи ты его! Дома надоел! Дай хоть тут природу послушать! — закричала Людмила.
— Слушай, интересно, а куда же вороны девались?
— Какие вороны?
— Тут их было видимо-невидимо, а сейчас не слышно что-то. Пойду, посмотрю.
Виктор вышел на улицу, постоял, постоял и вернулся в избу.
— Мороз крепчает, и ветерок усиливается, как бы пурги не было.
— В пургу бывает наоборот: мороз ослабевает, и тогда усиливается ветер.
— Так-то оно так, но бывает и наоборот, хотя пока небо звездное. Вот приехал. Вроде не зачем и ехали, а сердце успокоилось. Все-таки что-то есть потустороннее, иначе — откуда такие эмоции. Прямо жизни не было, хотелось сюда. Вот помянем Егора, Варвару и все успокоится.
— Да что-то, действительно, есть, я это на себе испытал, и не раз.
Разговор вели старики-братья, сидя на большой деревянной лавке в первой комнате.
В тайге темнело стремительно. А в избе становилось всё теплее и теплее. Уже сняли полушубки, закипела вода, на столе появился хлеб, консервы.
— Смотрите, в лампах даже керосин есть! — Ваня зажег две лампы, а в парилке засветился фонарь.
Печь в парилке все же решили не топить.
— Мужчины, давайте к столу!
Расположились на лавках.
— Смотри, как сделано! Вот что значит русский человек, топорно, но на века! — сказал Яков, подставляя лавку.
Разлили всем водку.
— Помянем Егора и жену его, Варвару, и мою Настю. Пусть им земля пухом будет, — сказал Виктор Иванович и выпил первым. И тут, откуда ни возьмись, загорланили вороны.
— Гляди, а ты говорил, что пропали.
— Откуда же они взялись?
Выпили и молча стали закусывать. На чердаке заговорили голуби: «Гу-гу-гу».
— Смотри, тепло почувствовали.
И тут послышался такой силы душераздирающий вопль, что все прекратили жевать.
— А-а-а-а!!! — неслось из глубин тайги.
— Прямо, как Тарзан, только переливов нет, вот вам и снежный человек.
— Страшно как, вдруг он все-таки вернется, — повторила Людмила.
— Придется дежурить по два часа. Давай, мужики, кинем жребий.
Иван вернулся к вечеру.
— И чего шататься, я уже волноваться стала. Ну, что выходил, рассказывай.
— А ты думала, это легко. Командование категорически против. Говорят: договаривайся частным путем. Солдаты многие соглашались, но я побоялся, уже даже решил уходить домой. Иду к КПП, а там Нестеров стоит. Разговорились, слово за слово, а он и говорит: «А чего думать, я-то, вот он, целый дежурный по КПП, оружие при мне: на час отлучусь — никто не кинется, только Гура-Букулуй далеко. Пойдем тут где-то часа в четыре утра». На том и решили. Что будет, то будет, только на душе что-то
