Поезд на Солнечный берег

более, Мистраль подошел к часам. Стрелки вопросительно смотрели на него. Писатель решительно выдохнул и стал переводить их назад. По мере того, как он делал это, вид за окнами менялся, второй экземпляр романа, лежавший на столе, исчез, и волшебная коробочка, лежавшая в ящике, съежилась до размеров колоды карт. А где-то далеко или, может быть, совсем рядом, но в другом измерении, сфинкс сложил крылья и сел на берегу рядом с лодкой, возле которой стояли три мойры. У одной из них в руках был переливчатый осколок.

— Ты мог бы и не делать этого, — не то с упреком, не то просто с неодобрением в голосе заметила вторая мойра. — Что теперь будет?

— Ничего, — ответила первая мойра. В зеркале отразилась комната Мистраля. — Сейчас они войдут, счастливые, и будут заниматься любовью до утра. А утром они поссорятся из-за сумки, и она уйдет. А потом все повторится, и она придет снова, и опять будет утро, и живая сумка из кожи питона. И он будет вечно говорить одни и те же слова.

— Почему он выбрал именно этот момент? — удивленно спросила третья мойра. — Ведь у их любви были дни и получше…

— Из-за сумки, — объяснил сфинкс. — Он верит, что когда-нибудь ему удастся окончательно убить сумку, и тогда Ровена не умрет. Он знает, что это невозможно, но все же надеется сделать это. Но этого никогда не произойдет.

— Это ужасно, — вздохнула первая мойра. — И он никогда не напишет свой роман?

— Нет, — ответил сфинкс. — Это был его выбор.

— Похоже, он оказался слабее, чем ты думал, — заметила третья мойра, испытующе глядя на него. — Признайся, ведь ты надеялся на другой исход? Он столько мог сделать в своей жизни… А теперь навечно застрял там, в своем собственном времени, между живыми и мертвыми, и только ты этому виной. Ведь, если бы ты не пришел к нему, он бы смирился со своей утратой, потому что ничего иного ему бы просто не оставалось. Ибо люди, по счастью, выносят многое, что в первое мгновение кажется им невыносимым. А Мистраль — Мистраль бы жил себе дальше, написал бы другие книги, поведал бы миру о своей любви к Ровене, разумеется, под вымышленными именами…

Но сфинкс, слушая ее, только покачал головой.

— Нет, — твердо ответил он. — Если бы я не пришел, мышь вышла бы на карниз погулять и упала вниз, а он попытался бы ее спасти и сорвался вслед за ней, потому что у него кружилась голова от голода и горя. Теперь он избавлен от этого. И он счастлив, хоть и сам не подозревает об этом. Большего для него я сделать не в силах.

— Но это будет длиться вечно! Ты хоть понимаешь, что это такое?! — вскричала первая мойра. — Он не сможет спасти Ровену, не сможет ее удержать, и все будет повторяться с самого начала. Это ужасно!

— Нет, — отозвался сфинкс. — Потому что это судьба.

— Которую ты ему дал, — заметила вторая мойра.

— Которую он сам пожелал себе, — не согласился сфинкс.

Сон пятьдесят первый

Вуглускр бушевал. От его крика дрожали стены бронированного кабинета, трепетали стекла в оконных рамах, мелкой дрожью тряслись позолоченные стулья эпохи возрожденного рока рококо. Один Пончик, стоявший с заложенными за спину руками, казалось, не испытывал никакого страха, отчего невыразимый ужас остальных только увеличивался.

— Это невероятно! — ярился Вуглускр. — Неслыханно!

— Определенно, — подтвердил Пончик, не повышая и не снижая голоса.

— Нет, вы где-нибудь видели такое?! — рвал и метал самый бубликовый из бубликовых миллиардеров. — Где-нибудь, когда-нибудь?! А?!

— Непонятно, — соглашался Пончик.

— Чудовищно! — восклицал Вуглускр, от волнения запуская обе руки в остатки шевелюры. — Что творится в Городе, что творится?! И этот болван Дромадур еще смеет утверждать, что ситуация под контролем! — Вуглускр круто повернулся к Пончику. В желтых глазах его вспыхнули желтенькие искры. — Запомните: если ситуация требует контроля, значит, она не под контролем! Правильно я говорю?

— Так точно.

— А если ситуация не под контролем, это значит, что она неуправляема. И что происходит? Катастрофа, мой милый, катастрофа! Бублик упал на две сушки, а им хоть бы что! Не понимаю я их, не понимаю!

Излив свое раздражение, Вуглускр сел, но, так как стул еще шатался, ему пришлось встать.

— Черт знает что! — добавил магнат в гневе. — Вы виделись с ним?

— С Дромадуром?

— Да.

— Мы разговаривали, — сказал Пончик. — По видеофону. Он отвечает за ситуацию в городе — пока. — Вуглускр молчал, ни словом, ни жестом не обнаруживая свое отношение к этому выразительному «пока». — К сожалению, вы сами знаете, что похвастаться ему нечем. Эпидемия…

— Эпидемия скоро пойдет на спад, — сварливо перебил зятя Вуглускр.

— Откуда у вас такие…

— Сведения? Нет! — магнат засмеялся желчным, неприятным смехом. — Просто некому будет умирать. Все цветы передохнут — вирус настигает их в первую очередь. Что касается людей, то слабые умрут, а сильные останутся. Это называется естественный отбор.

— Да, Дромадур говорил со мной об этом, — сказал Пончик нерешительно. — Он считает, что нам с вами целесообразно покинуть Город, пока все не уляжется.

— Я никуда не уеду, — отрезал Вуглускр. — Вы не хуже моего знаете, что все пути по воздуху перекрыты. Во-первых, официально запрещено покидать Город, а во-вторых, другие города закрылись для нас, как только началась эпидемия.

— Кроме Солнечного берега, — добавил Пончик. — Ведь дорога туда ведет по земле. Я полагаю…

— Нет, — отрезал Вуглускр. — Мне сейчас надо строить мавзолей для дочери. Нет и еще раз нет. — Он наконец сел. — Вас я не держу, прошу заметить. Я понимаю, весь этот кавардак кого угодно выведет из равновесия. Сначала на две сушки, потом на три, а потом, того и гляди, бублик станет дыркой от бублика.

— Так далеко дело не зайдет, — молвил Пончик обнадеживающе.

— Не зайдет? Вы так уверены? Полный кавардак, говорю я вам! Все стало с ног на голову. Возьмите хотя бы солнце, которое взошло ночью.

— Солнце? — тупо переспросил Пончик.

— Ночью! Ночью, мой милый. Не спутник, а настоящее, подлинное солнце. Каково вам это? Даже природа и та свихнулась!

— Это не природа, — задумчиво сказал Пончик. — Это наверняка Филипп.

— Что? — болезненно спросил Вуглускр. — Оставьте вы это. Кому-кому, а ему это точно не под силу.

— Он очень опасен, — проговорил Пончик. — Он волшебник. Он может летать и строить радугу, насылать дождь и ураган. Ему даже министерство погоды не указ.

— Волшебник! — рассмеялся Вуглускр. — Волшебник! Да будь он и впрямь так силен, как вы говорите, не я, а он сидел бы сейчас на этом месте, и оба мы были бы у него сейчас на посылках. Забудьте эти сказки для детей. Займитесь лучше бубликом и подыщите мне кандидата на место Дромадура. Генералу давно пора в отставку по состоянию здоровья.

Вуглускр кивнул Ляпсусу, показывая, что аудиенция окончена. Пончик вышел, и тяжелые двери сомкнулись за ним. Пасть сверкающего лифта поглотила его и помчала по шахте.

«Мавзолей… Лучше он ничего придумать не мог».