– Тихо… – еще слышно сказал Саныч. – Тихо! Это она…
Саныч осторожно приблизился к моей лунке, отобрал удочку у меня. подергал.
– Не, не зацеп, – Саныч улыбнулся. – Зацеп я сразу определяю, он глухой. Это рыба. Блесну схватила – и на дно. Сейчас мы ее рассердим…
Саныч принялся мелко дергать удочкой. Я на всякий случай взял пешню – если щука появиться, хорошенько треснуть ее по башке. Но рыба не двигалась.
– Сидит, зараза, – Саныч топнул по льду. – Кто кого, значит, решила… Ладно, сама, дура, напросилась.
Саныч перехватил удочку покрепче и стал прыгать на льду вокруг лунки.
Ничего.
Попрыгал – попрыгал, остановился, подергал.
– Забавно…
Саныч сел на лед.
– Гранату бы… – сказал я.
– Гранату нельзя, – пробормотал Саныч. – Лед поломает… ладно, ладно…
Саныч набрал воздуха, наклонился над лункой и крикнул в воду. Это неожиданно подействовало – леска потянулась, Саныч вскочил на ноги и тут же свалился обратно, его руку быстро втянуло в лунку по плечо.
Саныч покраснел. На лице у него возникло веселое и удивленное выражение, такого развития событий он явно не ожидал. Я зачем-то схватил его за ногу, испугался, что сейчас лед треснет, и Саныча втянет под него. От этого мне стало смешно – что потом в учебниках напишут – что партизана-героя утащила на дно огромная щука.
– Сейчас руку оторвет, – сказал с удовольствием Саныч. – Килограмм двадцать, не меньше! Придется бросить, а?
– Бросай.
– Бросаю!
Но Саныч не бросил. Он лежал на льду еще минут пять, не меньше. Охал, крякал, стучал кулаком и скрипел зубами.
Все-таки отпустил. Вытащил из под льда руку, стряхнул воду. Поперек пальцев шла красная борозда от лески.
– Сом, наверное, все-таки, – сказал он. – Его повадки. Все равно не вытащили бы такого. Ладно, пусть растет, в следующий раз поймаем.
Саныч счастливо вздохнул, поглядел в воду.
– Хорошо порыбачили, – он улыбнулся, с рукава его полушубка капала вода. – И окуня взяли, и в конце тоже… Теперь и домой можно. Вечером будем окуней в печи жарить… Здорово!
Я стал собирать распрыгавшуюся рыбу. Некоторые окуни были еще живы, я ловил, бросал в ящик, а они растопыривали перья, не хотели лезть, царапались колючками. Саныч рыбу не собирал, стоял над раскрытым ящиком, смотрел почему-то на противоположный берег, пустынный и высокий, пара кустов всего. Я тоже посмотрел, однако ничего интересного не увидел, берег как берег.
А Саныч вдруг отставил ящик и полез на косогор, наверх. Взбирался долго, глубоко проваливаясь в снег, съезжая назад в осыпях, но все-таки упрямо добрался до края, помахал мне рукой, перевалился за горизонт и исчез. Снег сливался с белым небом, склон был ровный, так что различить линию перехода было тяжело. В ящике вздрагивали еще не уснувшие окуни, пела зимняя тишина, Саныча все не было и не было.
Глава 9
Конечно же, я не уснул. Саныч храпел на своем топчане, громко и счастливо. Громче только часы его тикали. Они висели на палке, торчащей из стены, светились зеленым фосфорным светом и чуть покачивались, когда Саныч начинал ворочаться.
Я думал. Это был первый эшелон, на который брали меня, до этого я только в разведку ходил, ну, да еще пара мелких акций. А тут эшелон сразу! Есть о чем подумать…
Да и день случился беспокойный, как перед праздником.
Вчера с утра приходили от соседей, с востока, приносили батареи в огромных военных мешках, такие с парашютом сбрасывают. Сидели целый день у Глебова, думали, пищали и потрескивали рацией. Саныч тоже молчал, ходил с серьезным видом и два раза проверял оружие.
Все чего-то ждали. Видимо, пришло большое время. Наступление. Армия готовилась к броску на запад, и мы готовились ее поддержать. Саныч ходил в штаб, на совещание. Потом снова чистили оружие, уже остервенело, Саныч проверял и свое и мое.
Заглянул Ковалец. Налегке, с кобурой на поясе, выбрит чисто и румянец, как у девушки. Улыбнулся – зубы белые-пребелые, говорят, когда он в партизаны уходил, зубного порошка взял на три года. И щетки, щетки он сам делает, из кабаньей щетины.
– Привет, оборванцы, – Ковалец зевнул. – Завтра вас тоже, кажется, с нами берут… Смотрите там, осторожнее, берегите портки, когда еще горячую воду встретим.
– Это точно, – кивнул Саныч. – Ты, Ковалец, все правильно сказал, воды горячей трудно найти. Обмывать тебя холодной придется.
Ковалец усмехнулся.
