Саныч то и дело хватал меня за ремень и подтягивал за собой. А под конец вообще взял мой рюкзак, потому что с рюкзаком я уже не тянул.
Остановились метров за тридцать, на возвышенности, в елках. Железка блестела внизу, мне почудилось, что она дымится под солнцем.
Глебов кивнул. Группа принялась расходиться, в тишине, без слов, каждый и сам по себе знал, что делать, я повернулся к Санычу. Он снял рюкзак. Я тоже снял.
Саныч приложил палец к губам, кивнул налево, двинулся первым. Я за ним. Он пробирался странно, стараясь не приближаться к соснам, аккуратно, точно по минному полю. Я ступал след в след, не знаю, нужна ли на самом деле такая аккуратность, нет, наверное, но лучше себя держать в руках, дисциплина – это половина успеха. Я стал думать как Глебов.
Мы остались одни, Саныч выбрал место, удобное, под кустом, осмотрелся и стал выдавливать в снегу окоп. Я тоже. Работали медленно, чтобы не потревожить на ветках снег, почти не дышали, никаких лопаток. Никаких резких движений.
Саныч, конечно, справился первым, устроился поудобнее, прилип к биноклю. Я провозился дольше, снег оказался плотным, давился туго, а подпрыгивать нельзя. Колени заболели.
– Теперь смотри вдоль, – Саныч сунул мне второй бинокль. – Четыре глаза лучше двух.
Я стал смотреть. Железная дорога, насыпь, грязный сажистый снег, кусты под насыпью срезаны – немцы летом старались. Все правильно, до моста недалеко, кустов не должно быть, в кустах партизанен как засядут… Вырубили не под корень, а на полметра, так что под снегом остались короткие пеньки – тоже защита.
– Дыши тише, – посоветовал Саныч. – Пар не выпускай, немцы не дураки.
Я постарался не дышать, не выдыхать то есть сразу, освобождай воздух мелкими порциями, постепенно, чтобы он успевал растворяться.
– Шевелись поменьше, – продолжал Саныч. – Мускулами шевелись, а руками не двигай. Кулаки можно сжимать. Песни хорошо вспоминать.
Он еще много что советовал, я попробовал песни, стал петь про себя. Но оказалось, что никаких песен я не помню, несколько пионерских знал, но за последнее время я их совсем позабыл, только мотив и про флаги еще что-то, они реяли. Я стал сочинять сам про флаги, ветер и про атаки, и это помогло – увлекся, как-то погрузился в себя и ничего не услышал, Саныч пнул меня и что-то прошипел. В лесу крякнула испуганная зимняя птица, клест, наверное, или дрозд, или кто там по зимам у нас шаландается…
– Так, – сказал Саныч.
– Идет, – я потянулся к автомату.
– Не наш, – помотал головой Саныч. – Не сопи, говорю, живи равномерно.
– Откуда знаешь, что не наш?
– Мало сидим еще, – объяснил Саныч.
Сидели на самом деле не очень долго, меньше часа, Саныч рассказывал, что и по десять можно просидеть, дожидаясь своего поезда, тут терпение важно, все как на рыбалке.
Послышался паровоз. Он пыхтел, гремел железом и выбрасывал выше елей подушки черного дыма. Я потянулся к гранатам, но Саныч рыкнул, и я сунул дурную ладонь в снег, но совсем его не почувствовал, снег был теплым.
– Тихо, говорю! – прошипел Саныч. – Тихо!
Показался поезд. Старый маневровый паровоз толкал перед собой две открытых платформы, заполненные обрезками рельс, железными бочками и колесными парами, которые и издавали лязганье.
– Перед эшелоном всегда порожняк пускают, – объяснил Саныч. – На всякий случай – вдруг бомбу подложат? А это так состав, ерунда, скрипелки чинить везут, раненых, почту. Это нужно пропускать. Не высовывайся-ка!
А я и так не высовывался, вдавился в снег, выглядывал одним глазом. Поезд тянулся долго. Он был не очень длинный, два потрепанных пассажирских, в которых ехали офицеры, три солдатских теплушки, и четыре грузовых вагона, поезд еле тащился, машинист не спешил – чем медленнее едешь, тем дольше живешь, домой вообще возвращаться здорово. Состав прогромыхал мимо, и еще долго в воздухе висел паровозный запах, а над лесом бумкало железо.
– Кому-то сегодня повезло, – сказал Саныч. – А кому-то нет. Теперь наш пойдет, с танками. Сегодня должны быть танки, штук десять, не меньше.
Саныч показал два сжатых кулака.
– Это хорошо, что танки, – он постучал кулаком о кулак. – Где еще с танками придется встретится? В партизанском деле танки редко встречаются, а мне танка как раз не хватает…
Саныч замолчал и уставился на меня.
– Слушай, Дим, а как, интересно, засчитывается? Я в смысле танков. Вот если мы тут сожжем танков, но они вроде как не на ходу, это что, нам не засчитается что ли? Как думаешь?
– Не знаю.
– Надо выяснить было, опять плохо подготовились. Я вот про танки мало что знаю…
Саныч принялся рассуждать про танки и их учет, про то, что он бы хотел еще самолет сбить, «Фокер», например, они вот низко летают, но оружия подходящего не достать. Тут нужен пулемет крупнокалиберный, а где его взять? Нет, у него есть противотанковое ружье, но оно полтонны весит, его не поворочаешь…
– А подводную лодку тебе не надо сбить? – не удержался я.
Саныч замолчал, видимо, в таких масштабах он раньше не думал. Но идея ему явно понравилась.
