Антиох Кантемир и развитие русского литературного языка

Существительное понятие прочно закрепляется в данном смысле и составляет в дальнейшем постоянный синоним к идея. Смысловой переход в слове понятие при этом можно представить следующим образом: «понимание, воображение» > «представление о чем-либо, воображение чего-либо».

У Кантемира слово понятие встречается в обоих значениях — «разумение, понимание» и «мысль, представление». Примеры к первому значению находим, например, в его «Песнях»: «Он нам к понятъю дал разум отверзтый»; в философских «Письмах»: «Тело никакого понятия [т. е. способности к мышлению] не имеет». Ко второму значению: «Смешное понятие многих людей о мире» («Разговоры»). Кантемиру принадлежит заслуга распространения слова понятие — в примечаниях к «Разговорам» он прямо соотносит его с идея и рекомендует к употреблению: «Я бы идею назвал по-русски понятием».

В дальнейшем слово понятие широко распространяется, прежде всего в значении «мысль, представление (о чем-либо)». Оно выступает в конструкциях с предлогом о (понятие о мире) и с дополнением в родительном падеже без предлога (понятие добродетели). Однако и первое значение «понимание, разумение» сохраняется в употреблении. Еще «Словарь Академии Российской» ставит его вначале, а новое значение на втором месте — последнее в словаре определяется как «мысль, воображение» и снабжается звездочкой (*) как производное. У Пушкина это слово в значении «способность понимать, интеллект», по сведениям «Словаря языка Пушкина», употребляется в 10 случаях из 96, а в основном используется в значении «представление, мысль о ком-либо, чем-либо». В отрывке «О предисловии г-на Лемонте к переводу басен И. А. Крылова» (1825) Пушкин употребляет слово в первоначальном смысле: «Соединяя необыкновенную силу воли с необыкновенною силою понятия, Ломоносов обнял все отрасли просвещения».

И лишь на протяжении второй половины XIX в. старое значение постепенно угасает — оно сохраняется в сильно сокращенном виде во внелитературной, разговорно-просторечной среде. В современном языке это чаще всего стилистически осознанные средства литературно- художественного,публицистического и устного выражения.

Живая речь и «простота» слога

В первые десятилетия XVIII в. быстрыми темпами совершается демократизация русского литературного языка. В результате происшедших преобразований книгопечатание переведено с кириллической на более простую, так называемую гражданскую азбуку. Резко возрос объем книжной продукции, расширился круг читателей. В этих условиях старый книжнославянский (церковно-славянский) язык, слишком далекий от живой речи, не мог полностью удовлетворить новые потребности общения. На протяжении XVIII в. наблюдается синтез основных частей общенародного языка, легших в основу единого национального литературного языка. Творчество Кантемира и его современников демонстрирует существенные ступени этого сложного процесса.

Еще у Петра I находим требования писать «просто», чтобы каждому было «внятно». В первую очередь это относилось к деловым документам, появлявшимся публицистическим и научным сочинениям. Кантемир в сатирах и других местах неоднократно говорит о своем стремлении писать (сатиры) «простым и народным почти стилем», «приближаться к простому разговору», свою сатиру IV он ценил особенно «за простоту слога». Исследователи отмечают достижения Кантемира в данном направлении. Академик Я. К. Грот в статье, посвященной «Толковому словарю» Даля, писал: «После Петра Великого особенно Кантемир знал цену народной речи и умел ею пользоваться». Однако самое понятие «простой» для этой эпохи не было однородно. В XVIII в. характер языкового выражения еще существенно зависит от жанра произведения.

Кантемир старается освободить свои сочинения от излишних славянизмов и устаревших слов. Достаточно сравнить «славенороссийский» (по его собственному выражению) язык ранних его переводов и остальные, резко отличные в этом отношении его произведения. Особенно показательны с данной точки зрения сатиры Кантемира: ведь в стихотворном тексте славянизмы закреплялись легче всего. Тем не менее при редактировании сатир писатель последовательно устраняет резко окрашенные славянизмы. Например, сатира III в первой редакции содержала такие архаические элементы, как старые союзы яже, иже в косвенных падежах, отжившие глагольные формы аориста откры, показа, быстъ, слова исперва, днесь, исполняют[23], форма среднего рода местоимения и прилагательного с обобщенным значением вся сокровенна. Во второй редакции они в основном заменяются на русские слова и формы или опускаются: ему же — которому, яже — что, откры — открыла, показа — показала, вся сокровенна — свои тайны все.

Мало явных славянизмов среди терминологических нововведений в прозе писателя (характер прозаических произведений Кантемира располагал к более нейтральному изложению), хотя славянокнижный фонд используется и здесь в качестве одного из ресурсов — ср. слова тварь, ватага, песнь, средоточие и др. Однако, было бы ошибочно отождествлять славянизмы с заимствованиями. Славянизмы в XVIII в. никогда не рассматривались как нечто чуждое или инородное в русском языке. Родственная русской старославянская лексика могла восприниматься даже как опора в борьбе против неоправданных западноевропейских заимствований и неудачных неологизмов. Долгое время — на всем протяжении XVIII в. — слявянская лексика служила необходимой принадлежностью высокого стиля, произведений торжественных, возвышенных по содержанию. И в стихотворениях Кантемира, относящихся именно к этому стилю («штилю»), славянизмы отнюдь не устраняются, сообщая изложению приподнятый характер. Так написана, например, поэма «Петрида», переложения псалмов («Дондеже и аз сия постигох...»). Славянизмы могли использоваться в книжной и стихотворной речи Кантемира и без специальных стилистических установок, см. неполногласные формы типа глава (голова), усеченные прилагательные полосата (полосатая), права (правая), лева (левая), инфинитивы на -ти типа играти.

Сатиры относились, напротив, к низкому «штилю», и уже в силу этого лексический состав их был иным. На это указывает сам Кантемир: «Подлинно автор всегда писал простым и народным почти стилем, в чем, мне мнится, последовал он стихотворному правилу, которое велит, чтоб сатиры были просты» («Речь к императрице Анне»). Сатира, бичующая пороки, выставляющая на осмеяние отрицательные типы, сродни народной комедии, которая, как замечает Кантемир, изначала была «груба». Таким образом, по законам жанра сатира должна была писаться сниженным слогом. Однако само это «снижение» достигалось разными языковыми и неязыковыми средствами.

Прежде всего это означало решительный поворот к живой речи, свойственным ей словам и выражениям. Кантемир использовал в сатирах фольклорный материал[24] — пословицы, поговорки и сам писал в подобной манере. Пословицы естественно и органически вплетаются в текст кантемировых сатир, иногда отчасти меняя свою форму. Некоторые из них разъясняются в примечаниях. Например, в сатире VII: «Вилами по воде писать — русская пословица, значит то же, что напрасно труд свой терять, понеже на воде букв изображение удержаться не может». Другие пословицы и поговорки, приведенные дословно или отчасти измененные, содержатся в разных местах сатир: исправит горбатых могила (V), аза в глаза не знает (IX), мед держи на