обычная.
С первого момента организации этого эфира возникло множество непредвиденных сложностей. Заболела Елена. Понимая всю важность события, она все же мужественно явилась на телевизионный канал, но у нее на губе красовался герпес — свидетельство сильной простуды. И хотя гример программы попыталась спрятать это неприятное «украшение» и воссоздать привлекательный облик нашей психологини, ее настроение отнюдь не улучшалось.
Не успели мы собраться в отдельной комнате, чтобы проговорить перед эфиром желательные для нас акценты на теме «Женщина и интерьер», как одна из сотрудниц канала (кто-то из менеджеров, вероятно) грубо вмешалась в нашу мирную беседу, Ее монолог звучал так:
— Что вы тут обсуждаете?! Вы тут вообще кто!? Вы что пришли распоряжаться?!
— Но мы хотели…
— У нас есть режиссер программы! Это он будет решать кто и что будет говорить! Вы вообще должны молчать! Не вам решать, что и как говорить!
— Вы что тут пришли?! Вы не у себя дома! Дома будете диктовать условия! Командовать они тут будут! Как бы не так!
— Вы платить собираетесь?! Или может думали так проскочить, на шару?!
Знаете, впервые в жизни я почувствовала смысл фразы «немая сцена», потому что все мы, присутствующие, просто онемели. Такой «радушный» прием, оказанный нам — гостям студии, непосредственно перед прямым эфиром, — скорее подходил для программы «Скрытая камера». Это там нас могли бы специально провоцировать, ожидая, что мы возьмем со стола вазу с цветами (напоминаю, на дворе канун восьмого марта!) и плеснем водой в лицо хамки. Как жаль, что Жириновский уже использовал этот прием в эфире с Немцовым! И вообще, камеры-то не были включены, так что весь эффект пропал бы зря.
Что бы сделали вы, уважаемые читательницы, окажись в подобной ситуации?
Есть множество вариантов достойного ответа на мерзкое поведение ближнего. Диапазон достаточно широк: от рукоприкладства до словесного посыла по известному адресу. Но ведь тогда, подумала я, теряется весь смысл участия в прямом эфире. Да и деньги, выделенные из рекламного бюджета фирмы на промо- акцию, тоже немалые. Жаль проваливать ее! И мы поступили как мудрые бизнесовые люди. Прежде всего, я в максимально спокойной форме и с ласковыми интонациями, какими разговаривают с больным ребенком, постаралась успокоить работницу телеканала. Уверила ее, что никто из нас не претендует на лавры режиссера. Тут включилась в разговор и ведущая программы, сидевшая до тех пор отвернувшись (видимо, не впервые наблюдала такие «разборки», но вмешиваться не хотела). Вскоре повторяющимися репликами «да-да, конечно», «как скажете» и «вы совершенно правы» мне удалось совершенно успокоить телевизионщиков.
Вышли в эфир, достойно провели разговор о прекрасной женщине, о психологии и об интерьере. Было много звонков, наша тема всколыхнула и заинтересовала телезрителей. На высоте оказалась и Елена, несмотря на простуду и испорченное настроение, и Ярослав — он впервые участвовал в прямом эфире, но держался очень уверенно и вообще был молодцом. Что творилось у них в душе, можно только себе представить!
Вышли мы после этой программы на весеннюю улицу, как выжатые лимонные дольки. И хотя бесспорным был интерес со стороны телезрителей, но на душе скребли кошки…
Выводы сделанные нами по итогам описанных событий, были таковы: — ;.
1. Мы в данном случае для канала являлись рекламодателями, а поведение сотрудницы ясно говорило о том, что клиентами здесь не дорожат. Что ж, там, где нас не хотят, нас и не будет. Из всех медиа-планов мы этот канал вычеркнем.
2. Слух об инциденте мы, естественно, распространим среди большого числа своих коллег, партнеров и друзей. Имидж телеканала в глазах всех нормальных деловых людей нашего круга будет одиозным и неподходящим для сотрудничества.
3. При наличии свободного времени и куража обратимся за объяснениями по этому инциденту в комитет по телевидению и радиовещанию, а также в министерство информации и печати.
Я далека от мысли, что прямо завтра этот телевизионный канал закроется. Но уверена в том, что постепенно начнется «естественный отбор». Если канал как бизнес-структура окажется способен эволюционировать, то карьера невменяемого менеджера в медийной среде будет закончена.
История следующая.
Катя Иванова начинала свою деятельность в качестве рекламного агента в солидном журнале. В описываемый период (в начале девяностых) моя близкая подруга, назовем ее Елизаветой, работала в том же журнале в должности главного редактора. У Кати не все получалось гладко. Придя в журнал из проектного института, где основное время тратилось на перекуры, примерки новых тряпок и сплетничанье, Катерина поначалу растерялась. В журнале-то нужно было работать! Имитация бурной деятельности, или ИБД, так хорошо получавшаяся у Ивановой в институте, здесь не проходила. Правда, на прежней работе платили копейки, а в конце концов и вовсе сократили «ценного сотрудника», но здесь можно было хорошо заработать. Однако при условии, что нужно было не просто создавать видимость работы, а действительно пахать до седьмого пота. Чтоб добиться желанного договора, Катя до волдырей натирала ноги, обходя фирмы и компании. А улыбка, натянутая днем на лицо, к вечеру превращалась в гримасу. Лиза, как более опытный работник, помогала Кате совершенствоваться. Вскоре высокий заработок, получаемый Катериной вследствие заключения договоров с рекламодателями, примирил ее с тяжестью работы.
Иногда случались досадные промахи и ошибки. Однажды она заключила договор о бартере на офисную мебель для служебных помещений редакции. Мебель доставили бракованную. А спешившая выслужиться Катя уже оформила все документы так, словно получила первосортный товар. Было еще несколько похожих ситуаций, когда журнал из-за Катиных ошибок оказывался в проигрыше. Учредитель издания решил уволить нерадивую Иванову, но за нее вступилась моя подруга, имевшая право решающего голоса как главный редактор журнала. Катя осталась.
Шло время. Журнал, так резво стартовавший в первые годы капитализма, перешел в руки к другим владельцам. Новые люди перестали платить зарплату прежним сотрудникам, и редакция распалась. Лиза перешла на работу в крупную полиграфическую компанию, Катя же на несколько лет исчезла с ее горизонта. Но однажды она позвонила Лизе, гордо объявив, что работает руководителем отдела маркетинга и рекламы в одной известной мебельной компании. Пригласила подругу на чашку кофе. Воспользовавшись ее приглашением, Елизавета пришла в гости к бывшей сотруднице.
Перед ней предстала совсем другая Катя. Уверенная в себе деловая дама, дающая указания девушке- секретарю так, словно та была ее личной собственностью. Всем своим поведением Иванова изо всех сил пыталась продемонстрировать моей подруге свой нынешний высокий статус. Елизавета поздравила Катю с таким убедительным карьерным ростом — от рекламного агента до руководителя отдела. Правда, отдел состоял из одной Кати (секретарь не в счет), но разве это имело значение?
Тут Лизе пришла в голову нормальная деловая мысль. Поскольку она работала в известной полиграфической фирме, а Катиной компании явно нужны были календари, буклеты и другая рекламная продукция, Лиза предложила бывшей сотруднице свои услуги. И тут, к своему полному изумлению, Лиза увидела новое Катино преображение. Перед ней возникло спесивое и высокомерное существо, цедившее через губу:
— Наша компания не размещает свои заказы где попало. Уж если мы делаем какую-либо рекламную полиграфию, то очень жестко выбираем тех, с кем стоит сотрудничать.
— В принципе строгий отбор по качеству и цене — это правильный подход, — постаралась смягчить острую ситуацию Елизавета, — но, Катюша, ведь мы с вами не первый день знакомы. Поэтому я полагала, что вы, зная меня, можете предполагать ответственное отношение к заказам. Кроме того, мы можем показать вам образцы…
— Меня не интересуют ваши образцы, — по-хамски перебила гостью хозяйка кабинета. — Если хотите знать, мы даже визитки печатаем на условиях тендера!
Лиза не стала продолжать бессмысленный разговор. Уходя, она лишь сказала Катерине:
— Если вы пригласили меня для того, чтобы продемонстрировать свой кабинет, то кабинет я одобряю. Остальное было очень плохого качества.
