– Я рад, что Вы знакомы с творчеством Гайдая, но давайте пока обойдемся без юмора, – не поддержал шутливый тон допрашиваемого следователь. – Давайте серьезно…
Величев изобразил на лице нечто в духе: 'Командир, тебе виднее', еще больше уверившись в том, что следак некую бяку замыслил.
– Давайте. Кстати, а по какому делу меня вызвали?
– Не догадываетесь?
– Вообще, ни ухом, ни рылом.
– А если вспомнить: может, где-то присутствовали, что-то видели, что-то делали?
– Бросьте Вы свои штучки, ничего я не видел и нигде, типа, не присутствовал! – возмутился Серега
Следователь недоверчиво хмыкнул и осклабился:
– Если нигде, то извините. Дабы удовлетворить Ваше законное любопытство, поясняю, что я расследую уголовное дело, возбужденное по факту убийства двух лиц, трупы которых были обнаружены на острове Гладышева. Вы удовлетворены, Сергей Васильевич?
– А я тут причём!?
– Не надо нервничать. Надеюсь, что… хм… непосредственного отношения к убийству Вы не имеете, иначе я допрашивал бы Вас в другом качестве. Необходимо прояснить кое-что…
– Я не при делах, и прояснять мне нечего! С роду мокрухами не занимался, – довольно убедительно соврал Величев.
Следователь такое отношение к 'мокрым делам' одобрил:
– Очень хорошо. И не занимайтесь. И давайте сразу условимся: я спрашиваю, Вы отвечаете. А комментировать мои слова или эмоции проявлять не нужно. Договорились?
– Договорились.
– О том, что нужно говорить правду знаете? Вы человек опытный, должны знать. А если нет, то я Вас предупреждаю об уголовной ответственности за дачу заведомо ложных показаний, потом в протоколе распишитесь,- прокурорские пальцы угрожающе зависли над клавиатурой.- Фамилия Никитин Вам о чем- нибудь говорит?
– Никитин?…- Денисюк говорил, что сразу 'вспоминать' не стоит, надо немного 'подумать'.
– Никитин Андрей Иванович.
– Андрюха Кривой что ли?
– Он самый.
– Знаю, конечно.
– Хорошо. Давно с ним знакомы?
– Не помню, лет, типа, десять…может, больше, может, меньше.
– Запишем: около десяти лет, – следователь постучал пальцем по клавишам.- Какие у Вас с Никитиным отношения?
– У меня?… Ну, это, типа, кореша. То есть, типа, дружеские… Отдыхаем вместе, то, сё…
– Конфликты были?
– Да нет. Что мне с ним делить. Не жена, типа… Случалось, конечно, но…по мелочи.
– Что случалось и что значит по мелочи?
– Ну, конфликты, типа. Да и не конфликты, одно название. Потолкаемся, типа, да разойдемся… Так Андрюха со всеми подряд сцеплялся, даже с милицией мог…
– Сергей Васильевич, а почему Вы в прошедшем времени о своем друге говорите: '…сцеплялся, мог…'? Сейчас не может что ли? – следователь оторвался от экрана и воззрился на Величева.
Холод межпланетной пустоты обжег внутренние органы и заставил их сжаться. 'Вот, блин, засада', – чертыхнулся про себя Серега. Недаром говорят: язык твой – враг твой. А ведь Денисюк предупреждал…со следаком ухо нужно держать востро.
– Ну, это… просто сказал, типа, к слову пришлось… Я вообще насчет правильных слов и выражений не очень… И сами ведь вопрос задали в прошедшем времени, – нашелся Величев.- Если хотите, я и в настоящем могу сказать, и в будущем…
– Не надо, – следователь снова приник к монитору.- А когда Вы последний раз Никитина видели?
– Да как сказать… давненько. Или не очень…Типа, несколько недель.
– Точнее можете сказать? Неделя, две, три? Месяц?
– Ну, не месяц… Недели две… или три, точно не помню.
– Как же так, не помните, когда друга последний раз видели? – ехидно улыбнулся следователь.
– А что, мне дни считать?
– Странно, ведь не год прошел. Я, например, прекрасно помню, когда и с кем из друзей за последний месяц встречался.
– Нечего странного…- Величев решил, что настала пора признаваться – в соответствии с 'рекомендациями' – в мелких прегрешениях: его слова будут казаться более правдоподобными и списать любые противоречия и недомолвки можно на провалы в памяти, случившиеся из-за 'болезненного состояния'. – Пил я…
– В смысле?…
– Ну, в смысле – в последнее время выпивал я сильно. Ушел, типа, в штопор…
– Интересно. А сильно, это как? То есть, – уточнил следователь, видя недоумение допрашиваемого, – если я правильно понял, Вы в запой ушли?
– Ну да, я же говорю: в штопор. Дней десять не просыхал, только вчера, типа, соскочил. До сих пор подбрасывает.
– Сергей Васильевич, не стоит так злоупотреблять. Алкоголь разрушительно действует на печень. И на мозг – тоже не очень благотворно, Вы уже кое-что забывать стали, – серьезно произнес следователь.
'Издевается, паскуда прокурорская', – догадался Серега, но что ответить на укол собеседника не нашелся. Высказывание в духе: 'Сам-то ведь тоже пьешь, собака!' ни к чему хорошему бы не привело. Поэтому Величев благоразумно промолчал.
Следователь оценил сдержанность 'свидетеля' и плохо завуалированные подзуживания прекратил.
– Давайте вернемся к нашим…вопросам.
Прокурорский пиджак мурыжил Величева без устали. Вопросы задавал разнообразные, от биографических до почти интимных, однако больше всего интересовался Никитиным. Спрашивал о том, с кем Кривой дружбу водил, с кем враждовал, какой у него характер и тому подобную муру. Иногда озадачивал скользкими намеками, касающимися 'мокрухи', а иногда между делом, словно удочку, 'закидывал' Величеву вопросы, на первый взгляд не имеющие особого значения, но…специфические. Какие-то гладкие, туманные, типично прокурорские, с закавыкой, Серега ни один из них дословно и воспроизвести бы не сумел. Ответить все же сподобился, спасибо Денисюку, тоже обтекаемо и со ссылкой на плохую память. А на намеки Велик обижаться не смел, изображая смирение и готовность сотрудничать с прокуратурой.
Через три часа вопросы иссякли. Знаменуя окончание допроса, заурчал принтер и принялся выплевывать из чрева распечатанные листы. Шум компьютерной техники и шелест бумаги обрадовал Серегу больше, чем последний школьный звонок завзятого хулигана и двоечника. Допрашиваться, пусть даже и свидетелем – занятие не самое приятное, к тому же Величев сильно нервничал, подсознательно ожидая от прокурорской морды какой-нибудь гадости, на которые ребята из органов горазды. Например, объявления о том, что Серегин статус меняется, из свидетелей он переходит разряд подозреваемых и задерживается, по обыкновению, 'до выяснения' на двое суток. Для начала. И понесется телега по ухабам: арест, 'разговоры по душам' с оперативниками, пресс-хата и прочее. Короче, вилы.
Даже после того как Велик подписал протокол – пока все завизируешь, рука отсохнет – и попрощался, а следователь пожелал ему всего хорошего, расслабиться не получилось. Слишком елейным голосом было высказано пожелание. Столько 'хорошего' не пережить, не пережевать. Сказал – будто в спину выстрелил, у Сереги от мрачных предчувствий под ложечкой засосало и ладони вспотели.
Однако конвой его за дверью с наручниками не ждал, опера на входе не приняли…
Только на крыльце здания прокуратуры Серегу окончательно отпустило. Воротник рубашки перестал играть роль петли и разжал смертельную хватку, дышать стало чуть легче.
Дай бог, и жить теперь станет легче.
