пришла одна мысль, очень простая и незатейливая, Данилец даже удивился, как раньше-то он об этом не подумал – настолько все очевидно – и не проверил. Ведь второй труп, обнаруженный на острове Гладышева, тот, что с обожженными руками и головой, до сих пор не установлен. А вдруг это Никитин Андрей Иванович собственной персоной. Недаром ему пальцы и голову сожгли – убийцы, несомненно, желали затруднить опознание. И версия выстраивается, не очень стройная, но…рабочая.
Сначала тумановские громилы похищают Артема Стрельцова, потом в его квартире убивают супругу, тело перевозят на остров Гладышева. В квартире или по дороге, или уже непосредственно на острове по неизвестным причинам убивают и одного из своих – Никитина. В квартире – маловероятно (слишком мало крови), скорее – по дороге или на месте обнаружения тел. Примерно в то же время, может быть, до убийства Никитина совершают покушение и на жизнь Стрельцова, но неудачно. Нож с характерной гравировкой и отпечатками пальцев Калинина-младшего оставляют рядом с трупами для того, чтобы подставить сына и скомпрометировать папу – наиболее реального претендента на кресло градоначальника. Лицо и руки Никитина сжигают.
Правда, есть непонятные моменты, которые смущали и плохо укладывались в канву данной версии. Например, если орлы господина Туманова хотели подставить конкурента по выборам, при чем здесь Стрельцов и его жена, которые и депутата Калинина, и его отпрыска никаким боком не касались? И за что убрали Никитина?
'Если, вообще, убрали', – сам себя одернул Данилец. – 'Чутье чутьем, версии версиями, а надо проверять'. Проверять означало необходимость эксгумировать труп, а затем проводить дополнительное опознание, если же гнилостные изменения выражены, и родственники опознать не сумеют, то назначать экспертизу. Иными словами, возни предостаточно. Но Игорь Юрьевич готов был возиться.
Циферблат настольных электрических часов мигнул и показал два нуля после двоеточия. Четырнадцать часов. На пол-третьего Данилец вызвал еще одного деятеля из группировки Туманова – некоего Ваулина, проходящего по учетам как 'Проф' или 'Профессор'. В общей сложности следователь запланировать допросить более десятка Тумановских ребятишек.
Явится господин 'Профессор' в прокуратуру или нет – повестку посланный с поручением практикант ему лично в зубы сунул, – тридцатью минутами свободного времени Данилец располагал. И указанное время он обязан потратить на трапезу, тем паче, что с прошлого вечера во рту ни маковой росинки, ни крошки не было. Если не считать за маковую росинку две чашки выпитого утром кофе.
Тридцать минут, пожалуй, хватит. А не хватит – то, кто бы там не явился на допрос, хоть генерал от инфантерии, хоть аббат Вестминстерский, ему придется подождать, пока следователь не закончит трапезничать. Война войной, а обед…пусть не по расписанию, но дело святое.
Аббат точно поймет…
После обильной трапезы Игорь Юрьевич пребывал в благостном расположении духа и Ваулина – явился по повестке, как ни удивительно – сильно не мытарил. Впрочем, кто кого мытарил, еще разобраться стоило; от этого кадра несло так, что у следователя глаза слезились. Вот кто точно не просыхал последние недели, а то и годы. За какие заслуги он погоняло 'Профессор' заслужил, непонятно. Ничего толкового не добившись – ответы были столь невразумительными, что Данильцу хотелось встать из-за стола, схватить Ваулина за лохматую, давно нечесаную голову и стукнуть оным, абсолютно бесполезным предметом о другой…более полезный предмет (желательно, твердый – подоконник для указанных целей подошел бы идеально) – Игорь Юрьевич отправил 'важного свидетеля' восвояси. С куда большей радостью следователь отправил бы его… ладно, не к чертовой бабушке и не в…то место, на котором негры сидят, а… хотя бы в вытрезвитель. Лет на семь. До полного вытрезвления.
Свидетелем Ваулин оказался бесценным. С его слов оказалось, что Андрюха Никитин – 'просто классный пацан', 'жалко только пропал куда-то', без него и 'бухнуть не с кем'. А Серега Величев – тоже 'классный и правильный пацан'. И вообще, о ком бы следователь не спросил, комментарий следовал однотипный: 'классный пацаны'. Данилец поневоле позавидовал гражданину свидетелю. Неплохо было бы жить с ним одном мире, в мире розовом и счастливом, где тебя окружают исключительно хорошие парни, одни – классные, а другие – правильные. При том высказывания о 'классных пацанах', переделанные Данильцом в протокольные предложения типа: 'С Никитиным у меня сложились дружеские отношения, конфликтов не было, периодически вместе употребляли спиртное…', относились к наиболее информативной части показаний, об остальных сентенциях даже упоминать не стоило. Достойных записи фраз хватило лишь на треть страницы. Если и другие свидетели будут похожи на этого 'Профа', то… впору разочароваться в современной организованной преступности.
Между тем Игорь Юрьевич и не думал разочаровываться. Напротив, приподнятое настроение, в коем следователь пребывал после обеда, не испортили ни лепетание Ваулина, ни тяжкое амбре, терзающее органы обоняния и, казалось, пропитавшее в кабинете даже шторы и корешки толстых кодексов. И причина этого крылась не только в обильной трапезе. Появился след, и он становился все горячее…
На язык просились легкомысленные песенки. Мурлыкая под нос нечто ветрено-опереточное, один мотив, без слов, Данилец выдал аккомпанемент – в виду отсутствия клавишных инструментов: пианино, фортепьяно или рояля – на кнопках сотового телефона.
Виктор ответил сразу, словно держал трубку в руке. Хотя, вероятно, так он и было.
– Алло.
– Витя, привет. Данилец.
– Юрьич, можешь не представляться. Во-первых, на мобилах номера давным-давно определяются, во- вторых, твой голос ни с чьим не перепутаешь. – Старший оперуполномоченный УБОП ГУВД майор Виктор Веселовский за язвительным словом в карман никогда не лез.- Чего звонишь-то?
– Узнать, как… там дела.
– Дела у вас, в прокуратуре, а у нас так…Елки-палки, Юрьич, ты заставляешь меня повторять заезженные шутки… я хр…рискую прослыть…хр-р…- голос оперативника в трубке неожиданно захрипел, а потом и вовсе пропал.
– Алло, алло, Витя, ты меня слышишь?!- заволновался следователь, но связь быстро восстановилась, помехи исчезли.
– Слышу, слышу, не ори громко. Под мостом проезжали, сигнал не проходил, наверное,- пояснил Веселовский.- Чего звонишь?
– Майор, тебе что, делать больше нечего, как лясы со мной по телефону точить? Или ты там вместо того, чтобы…хм…делать то, о чем мы с тобой договаривались, отдыхаешь культурно за рюмкой чая?
– Тебя бы за эту рюмку! И вообще попрошу в эфире чины, звания и должности не употреблять.
– Не томи душу, выкладывай! А не то я тебя так употреблю!…- многообещающе прорычал Данилец.
– Ладно, ладно…- смилостивился Веселовский.- Докладываю: то, о чем договаривались, в силе. Исполняем мало-помалу. Есть первые результаты. Гражданин номер раз, покинув твою гостеприимную обитель, сделал пару звоночков, отметился и сейчас направляется…судя по всему, конечной точкой маршрута будет известный адрес, где держит офис наш общий приятель. Звоночки тоже интересные, рассказывать не буду, сам понимаешь, если мы прослушиваем, то и нас, соответственно, могут. Никто не застрахован. Потом прокрутишь… Гражданин номер два никому не звонил и никуда не поехал, а сразу после выхода из здания завалился в пивнуху.
– Да ты что?
– Именно. В пятидесяти метрах от вашей конторы во дворе заведение есть, в подвальчике. Помнишь, мы в эту забегаловку как-то наведывались, пообедать хотели, и сбежали через пять минут. От мух, тараканов и запаха завсегдатаев. Ага, вспомнил, – удовлетворенно прокомментировал почти нецензурный возглас следователя оперативник.- До сих пор не закрыли и лицензию не отобрали, представляешь. И это в центре города! Надо, кстати, проверить, подозрительное заведение. Вот туда гражданин и нырнул. Очевидно, стресс снимать.
– Почему-то я не удивлен. Только он не стресс снимать, а догоняться пошел. Амбре от него… завсегдатаи оценят. Странно, что вообще явился.
– Наверное, почуял…
– Что? – купился на подначку Данилец, хотя не единожды попадался на подобный трюк.
– Не что, а кого. Собрата по оружию, беззаветного борца с огненной водой и зеленым змием.
– На себя посмотри, чья бы корова мычала…- возмутился следователь и, увидев, что открывается дверь
