кровати, а другие расстегивали на нем пижаму и прикрепляли провода, ведущие к монитору. Натан взвизгнул от боли, и они вцепились в него еще крепче.
Это длилось бесконечно, Натан сражался за жизнь, а врачи боролись с ним.
Потом, когда худшее миновало, сестры и ординаторы отправились по другим вызовам и Натан остался один (без сознания, чуть дыша, едва различимый на больничной койке), доктор Рокко отвел ее в сторону.
— Кэтрин… Я знаю, сейчас у вас многое изменилось.
— Ты так думаешь? — Она сказала это слишком резко, тут же пожалев о своем тоне. Кэтрин отвернулась от доктора Рокко и уставилась на стены. Чересчур белые. Она слышала, как аппаратура усердно отсчитывает сердечный ритм Натана. Иногда этот звук преследовал ее во сне.
«Джимми, с Натаном нужно что-то делать».
«Господи, Кэтрин, ты не можешь оставить бедняжку в покое?»
«Джимми, посмотри на него. Он болен, очень болен».
«Да? Все эти дурацкие анализы так ничего и не доказали. Может, дело не в Натане, Кэт. Я начинаю думать: не исключено, что дело в тебе».
— Кэтрин, у него опять панкреатит. Уже в третий раз за этот год. Учитывая состояние его сердца и всего организма в целом, он не может бороться с этой инфекцией до бесконечности. Печень увеличена, налицо все признаки недостаточного питания. А главное, он потерял в весе с тех пор, как я видел его в последний раз. Вы соблюдаете диету, о которой мы с вами говорили? Кормить небольшими порциями, но часто, давать только соевые продукты?
— Трудно заставить Натана есть.
— Какая его любимая еда?
— Он любит соевый йогурт. Но редко может съесть больше двух ложечек.
— Он должен питаться.
— Я понимаю.
— Должен получать витамины.
— Мы стараемся.
— Кэтрин, у четырехлетних детей не бывает анорексии. Четырехлетние дети не морят себя голодом.
— Я знаю, — беспомощно прошептала она. — Знаю. — И добавила уже настойчивее: — Ты можешь сделать что-нибудь еще?
— Кэтрин… — Доктор вздохнул. Теперь он тоже смотрел в стену. — Я передам вас доктору Орфино.
— Ты отправляешь меня к другому врачу?
— Он сможет принять Натана в понедельник, в три часа.
— Но другой врач — это снова анализы. — Кэтрин была в шоке. — Натан уже устал от них.
— Я понимаю.
— Тони… — Это прозвучало как мольба. Она сказала и тут же пожалела об этом.
Наконец доктор Рокко взглянул на нее:
— Главный врач официально попросил меня от вас отказаться. Прости, Кэтрин, но у меня связаны руки.
Наконец Кэтрин все поняла. Джеймс. Ее свекор нажал на доктора Рокко либо связался с больничным начальством или и то и другое. Не важно. Тони Рокко больше не врач Натана и не союзник Кэтрин.
Она встала, стараясь держать спину прямо, а подбородок кверху, и протянула руку:
— Благодарю вас за помощь, доктор.
Он поколебался, а потом мягко сказал:
— Мне жаль, Кэт. Доктор Орфино — очень хороший специалист.
— Старый? Лысый? Толстый? — с горечью спросила она.
— Он хороший специалист, — повторил Тони.
Кэтрин просто покачала головой:
— Мне тоже жаль.
Она вышла из кабинета в коридор, где можно на прозрачном экране наблюдать за тем, как впалая грудь Натана, опутанная несметным количеством проводов, поднимается и опускается. Утром, если жар спадет и температура снизится, она заберет его домой. Натан будет сидеть в своей комнате, окруженный игрушками. Этот хмурый мальчик не станет задавать слишком много вопросов. Он, как обычно, будет просто ждать, когда случится следующий кризис.
Нужно выбрать удачное время, чтобы сказать ему о новом докторе. Сначала предложить Пруденс свозить его в кино или еще как-нибудь развлечь. Либо подождать, пока у него не испортится настроение. Кэтрин сообщит ему печальную новость сама, и пусть он с ней справляется.
В больнице должна находиться Пруденс. Пусть держит его за руку, если он все-таки заплачет.
Кэтрин не выдержала. В поисках яркого света и свежего воздуха она отправилась в комнату для родителей. Здесь люди не смотрели друг другу в глаза и не выражали соболезнований несчастной вдове, чьего мужа буквально только что застрелили, — все были слишком заняты своими проблемами.
Она оказалась права лишь наполовину.
Мужчина в коричневом костюме подошел к ней в ту же минуту, едва она появилась на пороге. Он двигался прямо к цели.
— Кэтрин Роуз Гэньон?
— Да.
— Это вам.
Она в изумлении взяла пачку документов, не замечая удивленных взглядов. Мужчина исчез так же внезапно, как и возник, — незваный гость, который знал, что ему тут не место. Осталась только она — и комната, полная незнакомых людей, у каждого из них сейчас кто-то близкий боролся за жизнь — там, вниз по коридору.
Кэтрин развернула бумаги и прочла заголовок. Она думала, что предусмотрела все, однако была поражена. В животе что-то оборвалось, она покачнулась.
А потом начала смеяться. Из ее горла вырывался булькающий истерический хохот.
— Джимми, Джимми, Джимми, — не то смеялась, не то рыдала она. — Что же ты наделал?
В слабо освещенной комнате мрачного дома зазвонил телефон. Звонка ждали, но тот, кто взял трубку, все равно нервничал.
— Робинсон? — спросил звонивший.
— Да.
— Вы его нашли?
— Да.
— Мы договорились?
— Выполняйте свою часть контракта, а он выполнит свою.
— Отлично. Я пришлю деньги.
— Вы ведь понимаете, что делаете? Я не смогу его контролировать. Он убивал до того, как сел в тюрьму, он продолжал убивать в тюрьме, и он…
Звонивший резко сказал:
— Поверьте, это именно то, что мне нужно.
Глава 8
Бобби проснулся от телефонного звонка. Лежал несколько секунд, моргал и смотрел в потолок, чувствуя тупую боль в голове. Господи, он весь провонял пивом.
Потом телефон зазвонил снова, и в его сознании, как маленький огонек надежды, промелькнула
