Мне жаль, судья, но у меня связаны руки.
Марианна энергично затрясла головой, как человек, который внезапно проснулся и обнаружил, что кошмар продолжается.
— Но есть неоспоримые обстоятельства, — возразил Джеймс. — Вы сами поняли: ребенок находится в опасности. Будет только справедливо отправить его к дедушке и бабушке.
— Но я не вижу никакой непосредственной угрозы.
— Посмотрите его историю болезни. Вы сами сказали, будто все это очень подозрительно!
— Ребенок нуждается в нас, — жалобно сказала Марианна. — Мы его единственные родственники.
Доктор Герритсен с сочувствием посмотрел на нее, а потом снова обернулся к Джеймсу:
— Да, подозрительно. Но ничего определенного.
Джеймс пришел в бешенство.
— Кэтрин представляет собой угрозу для ребенка!
— Если бы я хотела погубить Натана, — спокойно перебила его Кэтрин, — то зачем бы мне вообще раз за разом привозить его в больницу и просить помощи у врачей?
— Это все твои штучки! — рявкнул Джеймс. — Ты используешь ребенка, чтобы привлечь внимание к себе самой и разыграть роль несчастной матери! Я пытался предупредить Джимми, я хотел открыть ему глаза. Ты вредишь своему собственному сыну! Это отвратительно!
— Больше мне не нужно играть роль несчастной матери, чтобы привлечь к себе внимание, ведь так, Джеймс? Теперь я безутешная вдова.
Джеймс, разочарованный и взбешенный, издал негромкий рык. Кэтрин испугалась: этот человек вполне способен броситься вперед и сомкнуть руки у нее на горле. Но судья вдруг изменил тактику. Джимми в гневе всегда был ужасен. А его отец, наоборот, выглядел спокойным.
— Джеймс, милый, — шепнула Марианна, — она получит Натана? Ты сказал, этого не произойдет. Как такое случилось?
Джеймс обнял свою дрожавшую жену и прижал ее к себе одной рукой, продолжая сверлить Кэтрин мрачным, злобным взглядом.
— Это еще не конец, — отчетливо сказал он.
— На сегодня — все.
Доктору Герритсену, видимо, наскучила семейная драма. Он жестом предложил Кэтрин вернуться к Натану.
— Мне жаль, судья, но юридически я не могу сделать ничего, чтобы помешать миссис Гэньон забрать сына. Если обстоятельства изменятся, я буду рад вам помочь, но пока…
Он пожал плечами, Кэтрин проскользнула мимо него. Она даже не удостоила Джеймса торжествующей улыбки, а на скорбное лицо Марианны не посмела даже посмотреть.
Кэтрин просто надела на сына пальто и увела его прочь.
По пути домой Натан молчал. Он сидел на заднем сиденье в своем креслице, вцепившись правой рукой в ремень безопасности. Кэтрин хотела поговорить с ним, а потом она точно так же, как и Натан, пожалела, что Пруденс сегодня нет.
Припарковавшись, она обошла машину и достала Натана с заднего сиденья. Солнце светило, день был на удивление теплый. Она посмотрела по сторонам — соседи гуляли с детьми и с собаками. Интересно, не показалось ли кому-нибудь из них странным то, что она ни с кем не поздоровалась. Наверное, было бы еще более удивительно, если бы никто из них не поприветствовал ее в ответ.
Натан выбрался из машины, такой неуклюжий в своем тяжелом шерстяном пальто и новых ковбойских сапогах. Пальто, подарок Гэньонов, оказалось на три размера больше, чем нужно, а вот сапоги, купленные в детском отделе «Ральфа Лорена», вполне подошли.
Натан не смотрел ни на нее, ни на улицу, ни на дом. Он послушно позволил Кэтрин взять себя за руку, но по мере того, как они приближались к парадной двери, ноги у него стали заплетаться. Он нерешительно тащился за ней, поддевая мыском сапожка опавшие листья.
Кэтрин взглянула на дверь. Она вспомнила о коридоре и о лестнице, ведущей наверх. О спальне с разодранным ковром, забрызганными стенами и сдвинутой в спешке мебелью. И у нее вдруг тоже пропало желание туда идти. Ей очень захотелось просто убежать вместе с Натаном ради спасения их обоих.
— Натан, — тихо сказала она, — а почему бы нам не пойти в парк?
Натан взглянул на нее и энергично закивал, Кэтрин улыбнулась, хотя в сердце вспыхнула боль. Они отправились вниз по улице.
Паблик-гарденс был переполнен. Молодые парочки, собачники, городские семьи с обезумевшими от сидения в четырех стенах детьми. Кэтрин и Натан пошли вдоль пруда, в котором летом плавали лебеди. Она купила поп-корн, и теперь они развлекались, бросая его уткам. Наконец они нашли свободную скамейку на лужайке, где дети, примерно возраста Натана, но как минимум вдвое крупнее, бегали, возились и смеялись в лучах заходящего солнца.
Натан даже не пытался присоединиться к ним. В свои четыре года он уже хорошо усвоил этот урок.
— Натан? — негромко окликнула его Кэтрин. — Теперь, когда ты дома… к тебе станут приходить разные люди и кое-что у тебя спрашивать.
Он взглянул на нее, такой бледный, и Кэтрин, не совладав с собой, коснулась пальцем его щеки. Кожа была холодной и сухой, как у всякого ребенка, проводящего слишком много времени взаперти.
— Ты помнишь вечер четверга? — ласково спросила она. — Тот… плохой вечер?
Он молчал.
— Папа держал в руке пистолет — да, Натан?
Натан медленно кивнул.
— Мы ссорились.
Он снова кивнул.
— Ты помнишь, из-за чего мы поссорились? — Кэтрин затаила дыхание. Конечно, это непредсказуемо. Что запомнил перепуганный четырехлетний ребенок? Что он понял?
Натан неохотно покачал головой.
Кэтрин медленно выдохнула.
— Ты должен сказать этим людям, милый, про папин пистолет, — сказала она. — И что мы страшно испугались. Остальное они поймут.
— Папа умер, — сказал Натан.
— Да.
— Он больше не придет.
— Нет, он больше не придет.
— А ты?
Кэтрин снова погладила его по щеке.
— Я всегда буду возвращаться к тебе, Натан.
— А Пруденс?
— Она тоже.
Натан серьезно кивнул.
— У папы был пистолет, — повторил он. — Я испугался.
— Спасибо, Натан.
Натан снова принялся наблюдать за другими детьми, а потом забрался к матери на колени. И тогда Кэтрин обвила руками его плечи и прижалась щекой к взлохмаченным волосам.
Глава 21
Когда Бобби вернулся домой, у дверей его ждали уже не один, а трое. День становится все лучше и
