(3, 3, 24).
*Па'пъ гъвари'т - ну и пи'шша!* Сообщает Вере за утренней едой. Шш твердое, и интонация копирует мое вчерашнее шутливое произношение.
(3, 3, 25).
Сегодня перед завтраком он говорит мне: *Па'п, гъвари', ну и пы'шша* - Пап, говори - ну и пы'шша. Таким образом представление о замене мягкого согласного твердым распространилось на оба звука этого слова.
(3, 3, 26).
Когда я за чаем сказал 'Да'й кусо'цiк', он с улыбкой заметил: *Ты штоль ма'лiнькъй?* - Ты что маленький? Значит, такое произношение он считает за отличительное детское. Случаи подражания детскому произношению со стороны взрослых у нас чрезвычайно редки. Сейчас надо было вымыть ему руки и соскрябать грязь с сандалий, и я ему сказал: 'Ну, чисти руки и мой ноги'. Он принялся громко смеяться. Я, чтобы убедиться, что он смеется несообразности этих фраз, спросил его: 'А как же нужно сказать?', на что он ответил: *Чи'сьти но'ги, а мо'й ру'ки* Спустя некоторое время, когда он, очистив ноги, уже мыл руки, он, смеясь и с явным стремлением запутаться, говорил: *Нет, чи'сьти... ру'ки, и мо'й... но'ги*. *Што' мы во'ду ни гре'им нъ дваре'?* (на дворе).
Спрашивает меня, лежа на кровати, и прибавляет: *Фсё вре'мя, када' ни уйижжя'ли, а ка'а прие'хъли, ни гре'им* - Все время, когда не уезжали, грели, а как приехали, не греем. Я сам спрашиваю: 'Как ты думаешь, почему не греем?' Он долго молчал, так что я повторил вопрос раза три. Наконец, ответил: *Пътаму' штъ хо'лъднъ. Со'лнъшкъ никада' ни захо'дит* - Потому что холодно. Солнышко никогда не заходит (= не появляется, 'не заглядывает'?).
(3, 3, 27).
Вера говорит, что купила булку, и предлагает ему. Он: *На то'т го'т пае'дим в Маскву', длi таво' ты' купи'лъ?* - На тот год поедем в Москву, для того ты купила? Спросил так потому, что булки обычно не покупаются и покупались только на дорогу в Сивинь. Каким-то образом он уже усвоил, что 'на тот год' мы собираемся в Москву. *Па'пъ, да'й мне бума'шку, като'ръйъ* (которая).
*тибе' ни нужна'*. Просит для резанья. Пришел с плачем от Вити. На вопрос, почему плачет, заявил, что Витя его победил. Я спросил, за что же, и он ответил: *'Я дразнил его руками'*. Я: 'Зачем же дразнил?' И он с оттенком спокойного осуждения: 'По глупости'.
(3, 3, 28).
Оживленно говорит, увидев кота: *Он до'лгъ ни прихади'л к на'м. Гуля'л, гуля'л, дъ и застря'л. А пато'м пришо'л, ничиво' ни ел* ('Ничего не ел' не после прихода, а до).
Просит Веру возвратить назад цветы, подаренные ею на именины Александру Никаноровичу: *Имини'ны у де'душки Са'шы ко'ньчились, на'дъ цви'ты наза'т взять*. Вера сказала: 'Я буду нынче варенье варить'. На это он тоном веселого недоумения: *У на'с е'сьть варе'ньйъ* - У нас есть варенье. Вера: 'Так не варить?' Он, точно копируя мои интонации, когда я, не вслушиваясь, отвечаю, чтобы отделаться: *Свари'. Ка'к хо'чiш*. *Дро'фьки* - Дровца'. Называет так маленькие поленца. Собственный его неологизм. Несколько дней назад на прогулке он говорил, что видит в болоте облака и небо, которые, действительно, там отражались. *Айрапла'н зьме'им зва'ют* - Аэроплан змеем зовут. Едва он сказал 'звают', как тотчас стал поправляться; дважды начинал: зва... зва..., а потом выговорил правильно: *заву'т*.
(3, 3, 29).
*Ани' и в ба'нки-тъ завя'ют* (завянут).
Говорит о цветах, стоящих на столе. Настоящее от основы прошедшего: завя-л. Смотрит на кружево полотенца и говорит: *Э'тъ о'чiнь з ды'ръчькъми* - Это очень с дырочками. Я спрашиваю: 'А зачем эти дырочки?' Он: *Э'тъ штъб бы'лъ хъраше'нькъ* - Это чтобы было 'хорошенько'. Очевидно, понимает ) эстетическое' назначение кружева. В первой фразе наречие 'очень' при существительном. Он что-то говорит, играя один. Я переспрашиваю: 'Ты что?' Он: *Э'тъ я ни пръ тибя', а пръ сибя'* - Это я не про тебя, а про себя. То есть, очевидно, - 'с собой'. *Фчира' у ниво' нъ крыльце' зьде'лъли тако'й пъизьди'щi!* - Вчера у него на крыльце сделали такой поездище! Восклицает с восторгом, снова собираясь к Вите. Вчера все крыльцо они заложили кирпичами и палками. Форма 'поездище' его собственного образования. Вскочил на чугунную крышку водопровода на улице и кричит: *Во'т кало'дiсь* (колодезь).
*Нъ закры'тъм ево' стая'т*. Вторая фраза может быть передана только другим оборотом: 'Когда он закрыт (только когда он закрыт), на нем стоят (можно стоять)', хотя оборот типа созданного им и был бы удобен и экономен. *Ф Сиви'нь зимо'й ни е'зьдиют? То'къ* (только).
*фь Пе'нзу е'зьдиют, да?* Неожиданно спрашивает за обедом тоном такого вопроса, когда в ответе ожидается подтверждение. Пример того, как у ребенка формируются общие суждения: факт наших ежегодних летних поездок и отсутствие зимних он стремится осмыслить как нечто необходимое.
(3, 3, 30).
Шел разговор о любимых им паровозах, и Вера сказала, что паровозы стоят у будки. Он: *Нъ зимле'?* - На земле? Она: 'Да, на земле'. Он (очень убежденно): *Не'т, туда' пiридьви'нут рельсы, и та'м бу'дут стая'ть*.
(3, 4).
Он очень неохотно рассказывает, когда его распрашиваешь, где он был, кого там видел, что делал. Обычно в таких случаях только и слышно в ответ: 'нигде', 'никого', 'ничего' и т.д. Так и сейчас я спрашивал, как он проводил время у Любы, и с трудом добился от него, что он играл там с паровозом. Никаких подробностей об игре он не сообщил. Едва ли это объясняется тем, что он этих подробностей не помнит. Он очень часто вспоминает многие мелочи, когда ему что-либо рассказываешь сам. Так, нынче утром я стал говорить ему, как мы ходили в Сивини ловить рыбу, и он оживленно вставлял подробности и поправлял меня. Вспомнил, что среди рыб был ерш, что у Володи вместо удочки была палка, что по дороге оттуда он сам палкой открыл калитку (я этой частности не помню, может быть, он спутал ее с другими разами).
Когда я говорил, что он из песка делал домики, он поправил: 'паровозики'. Действительно, он так называл тогда свои постройки.
(3, 4, 1).
Вера принесла ему с погреба игрушки - столик, которого он никогда не видел, и он о нем говорит: *Када' я бы'л ма'лiнькъй, э'тът сто'лiк стая'л ф карьзи'нки. Я вы'лiс из карьзи'нки и папо'лс. Зале'с на сто'л. Увида'л с катле'ткъй кру'шку и ста'л е'сьть* - Когда я был маленький, этот столик стоял в корзинке. Я вылез из корзинки и пополз. Залез на стол. Увидал с котлеткой кружку и стал есть. Все эти выдумки базируются на том, что он знает, как, будучи маленьким, он лежал в корзинке и не умел ходить. С таким началом - 'когда я был маленький' - он теперь сочиняет очень часто. Вот еще за нынешний день: *Када' я был ма'лiнькъй, в э'тих насо'чькъй ф карьзи'нъчьки лижа'л* - Когда я был маленький, в этих носочках в корзиночке лежал. Указывает на принесенные ему носки. *Када' я был ма'лiнькъй, ты мне ачи'сьтиш я'блъкъ, - я бы'л глу'пiнькъй - и я'блъкъ сьем, и ко'жу сье'м* - Когда я был маленький, ты мне очистишь яблоко, - я был глупенький, - и яблоко съем, и кожу съем. Такие случаи, действительно, бывали прежде. Смотрит на кактус и говорит о цветах, а потом прибавляет: *А пато'м из ни'х бу'дут де'лът* (делать).
*иго'лки. Намо'чют ф сали'нъй* (соленой).
*ваде', зьде'лъют иго'лки. Зьде'лъют иго'лки и бу'дут шы'ть*. Говорит серьезно, так что я не мог определить, в шутку или нет. 'Сали'нъй', может быть, от основы 'соли-ть'. Он бросил туфли, и я ему говорю: 'Ты что шалишь?' Он: *Э'т я па глу'пъсьти* (по глупости).
При этом улыбается. Трудно решить, понимает ли он это выражение, но употреблять его начал часто. Так, я лег после обеда на постель, и он, наклонившись ко мне, лукаво шепчет: *Э'т ты па глу'пъсьти, да?* Вспоминает, как мы перед выездом из Сивини ели блины, и говорит (все слова точно): 'Зачем тетя Люба с
