— Значит так, — вмешался в разговор король. — Хватит ерундой заниматься, видно же, что ничего хорошего из этой затеи не получится. Надо придумать обычную речь, без всяких выкрутасов и спокойно произнести её после окончания праздника.
Дитбарт для приличия еще немного поспорил с королем, но в конце-концов сдался и постукивая ладонью по шкатулке стоявшей у него на коленях, надолго погрузился в глубокие раздумья.
Король с воеводой немедленно воспользовались неожиданным перерывом и с интересом глазели на представление. Его Величество пару раз милостиво поднимало бровь и одобрительно кивало. Каждое его движение вызывало у толпы восторженный рев, а певцы попавшие под королевское одобрение буквально светились от счастья.
— Ваше Величество, — маг наклонился к королю и не выпуская из рук шкатулку с картами тихо прошептал. — В общем, я полностью продумал ваше выступление. Теперь слушайте и запоминайте.
И Дитбарт начал нудным, монотонным голосом рассказывать о том, что семья это ячейка общества и что важное внимание будет уделяться воспитанию детей посредством школьного образования по новым методикам разработанным при непосредственном участии Владыки. И что пора самым решительным образом покончить с набегами банд. Не забыл почтенный маг упомянуть и о обязательном повышении производительности труда и мирной экспансии королевства на рынки сбыта сопредельных государств.
Уже через десять минут король понял, что никакой речи он произносить не будет. Так как горячо обожающий его народ ни поймет ни одного слова из столь долго подготавливаемого обращения.
Воевода, по началу с большой заинтересованностью внимал мудрым речам мага, но чем дальше забирался Дитбарт в дебри геополитики, тем скучнее становилось лицо бывшего горного рабочего шестого разряда. Вдобавок ко всему отбойный молоток крайне неудобно лежал на закованном в железо правом плече воеводы, так и норовя сползти с него и грохнуться на застеленные старой, истрепанной материей доски пола. Нортбарту это до крайности надоело и он решил пристроить отбойник поудобнее. Резким, отточенным за годы проведенными в забое движением, воевода стряхнул «малыша» с плеча и практически без замаха перебросил его себе на колени. Вернее попытался. Шипулин совершенно не принял в расчет то обстоятельство, что его нынешний рост весьма отличается от его роста в прошлой жизни. Причем в гораздо меньшую сторону. Отбойный молоток описав хитрую траекторию, вместо того, чтобы приземлиться на колени воеводы, лишь скользнул по ним и угодил пикой прямо в бок Шлюксбарту.
Крик короля заглушил очередного выступающего, который как раз распевал о несравненных достоинствах Его Величества и о том, как великолепно живется народу под его несравненно мудрым управлением. С перекошенным лицом Шлюксбарт вскочил с кресла:
— Твою мать! — орал он прижимая ладони к сильно ушибленному боку. — Да так же можно все почки поотбивать!
Сзади набежали придворные, суетливо закружились вокруг пострадавшего. Мелькнула озабоченная физиономия хранителя.
Морщась от боли Шлюксбарт зло цыкнул на назойливых спасателей, и взмахнув рукой отогнал их прочь. Народ же особо не понявший что произошло на королевском помосте оценил ситуацию по своему. Толпа неодобрительно зашумела на певца и тот с пристыженным лицом молниеносно слинял с площадки. Больше никто хвалебных песен про короля не пел. Хотя до этого момента репертуар певцов на добрую треть состоял именно из них.
Кое как справившись с ситуаций Шлюксбарт, так тяжело уселся на своё место, что крепкое дубовое кресло ощутимо затрещало. Король потирая бок бросил недовольный взгляд на притихшего воеводу. А встревоженный ненужной кутерьмой маг зло бросил прямо в лицо Нортбарту:
— Проклятый мрак! Тебя что мать учила молотком махать? Прислони его к креслу. А то ты короля, не дай Владыка… — Дитбарт благоразумно не стал заканчивать свою мысль. — Так, на чем я остановился? Ах, да. Пятнадцатый пункт нашей программы формулируется следующим образом…
С выражением неизмеримого страдания на лице, Его Величество повернулся к воеводе, надеясь своим видом устыдить Шипулина за безобразное поведение. С удивлением король увидел, что воевода не только раскаивается за содеянное, а напротив сидит с весьма довольным видом и что-то бормочет себе в бороду.
Задохнувшийся от негодования Шлюксбарт уже раскрыл рот для сердитой тирады, но воевода его опередил. Он радостно потирая руки, обратился к товарищам:
— Я сочинил первую строфу песни! Просто отлично получилось!
Умолкнувший на полуслове маг, устало потер глаза и привычным жестом погладил бороду:
— Ну давай, показывай, что там у тебя…
Выступление подающих надежды певцов давно завершились. Уже вовсю подбадриваемые ревем толпы пели самые лучшие, можно сказать заслуженные трубадуры королевства. Его Величеству даже несколько раз пришлось прервать бурное обсуждение и публично выразить своё одобрение особо сладкоголосым исполнителям. А один раз, так даже встать и помахать у себя над головой руками, выражая таким образом наивысшую для короля степень одобрения услышанного. Народ надрывая глотки распевал особо понравившиеся куплеты. Это очень мешало облачению официальной речи в стихотворную форму. Приходилось прерывать творческий процесс и подключаться к всеобщему ликованию. Но как только шум смолкал, три гнома на королевском помосте снова начинали жаркую дискуссию.
— А я всё равно настаиваю, что слово «жинка» никак не соответствует важности заявленных отношений! — кипятился маг. — Семья это настолько серьёзное дело, что опошлять его простонародными словечками просто недопустимо! А королевская семья, так вообще является эталоном для всех жителей! А вы с какими-то нелепыми «жинками» туда лезете.
— Да, везде у нас так говорят, — отчаянно спорил с ним король. — И народу это нравится.
Чтобы не говорили по этому поводу высоколобые преподаватели в институтах! И мне нравится! Да всем нравится, спроси у кого хочешь. Вот к примеру у воеводы.
Нортбарт самолично вставивший в стихотворную строку злосчастную «жинку» страшно гордился своим творчеством и не допускал ни малейшей мысли насчет того, чтобы выкинуть хоть одно слово из песни. Поэтому воевода целиком поддерживая короля, с такой силой закивал головой, что парадный шлем обильно украшенный столь любимыми им рубинами и состоящий практически из чистого золота слетел с головы и грохоча покатился вниз прямо под ноги очередного певца.
Над площадью мгновенно воцарилась полная тишина. Даже осанистый гном с причудливо заплетенной бородой прервал свою песню и стоял с широко открытым ртом, устремив не верящий взгляд на шлем.
Несколько долгих секунд ничего не происходило. Лишь где то высоко, под самым потолком прошелестела крыльями невидимая в темноте стая летучих мышей, да одинокий старческий голос прошамкал с дальнего конца площади: «Так когда песни-то петь начнут»?
А потом толпа взорвалась таким оглушительным криком, быстро перешедшим в животный, почти человеческий рев, что у Шлюксбарта напрочь заложило уши. Народ вскидывал вверх кирки и молоты, исступленно тряс бородами. Женщины, особенно те кто помоложе подпрыгивали на месте, размахивая над головами какими-то тряпками весьма напоминающими те, с помощью которых в доме моют пол. Эта вакханалия продолжалась не менее пяти минут. Король очумело смотрел на внезапно сошедших с ума подданных, пока не вспомнил, что воевода только что возобновил давно не действующую старинную традицию праздника. Когда знатный вельможа, в знак своего наивысшего одобрения, бросал под ноги певцу самый ценный предмет своего доспеха. Традиция эта настолько древняя, что уже во времена правлении Шлюксбарта Первого о ней ходили только легенды. Видимо и воевода понял, что он сейчас натворил. Поэтому и сидел с ошарашенным лицом, всем своим видом являя собой аллегорическую статую борьбы жадности с глубокой досадой.
Разбушевавшийся народ наконец умолк и сконцентрировал своё внимание на бледном певце. Взволнованный гном поглядывал по сторонам, теребил бороду и постоянно чесал затылок. Он явно стоял перед труднейшим выбором. Поднять шлем и таким образом выбыть из соревнования или продолжить петь с надеждой победить на празднике. Певец еще немного поколебался, резко взмахнул рукой и подхватил с брусчатки драгоценный шлем. Толпа снова взвыла и бесновалась до тех пор пока король взмахом руки не прекратил это безобразие. Гномы перестали кричать им после небольшой заминки к подножию королевского трона шагнул следующий претендент.
