— Да, знал.
Почтенный Дильбарт торжественно возложил обе руки на пухлые плечи короля.
— Ты добровольно съел пищу воина первой волны Ранбарта из рода Эрикбартов?
Николай отчаянно пытался понять, почему хранитель так упорно упоминает в своих вопросах Ранбарта и причем здесь воины первой волны. Его мозг, с громадной скоростью перебирал все возможные варианты, но ответов так и не находил. Поэтому резонно решив, что хуже уже не будет Осипов гордо поднял голову и твердо произнес:
— Да, добровольно.
Дильбарт отступил на пару шагов назад, вознес руки вверх и во всеуслышание объявил:
— Шлюксбарт из рода Шлюксбартов с этого момента ты становишься воином первой волны. Место в строю тебе определит старший из рода Эрикбартов.
После этих слов почтенный хранитель священных древних традиций неверяще подергал себя за бороду, медленно опустился на колени и низко склонил перед королем голову. Вслед за ним стали опускаться и остальные гномы.
Николай не моргая, смотрел прямо перед собой. В мозгу у него блокадным метрономом билась только одна-единственная мысль: «Жаль, очень жаль»
Тоскливая беспросветность заполонила всё его сознание, выжгла все остальные эмоции, заботливо оставив место лишь для вселенского уныния.
И инженер отчетливо понял, что всё для него закончилось. И что сегодняшний день он не переживет. И самое обидное то, что во всем этом деле нет никакой его вины. Он ни в чем ни виноват. Наоборот, всё получилось против его воли, как-то само собой. Само собой…
Николай обреченно закрыл глаза и внезапно очутился в старом дедовском доме. Семилетний Коленька сидел за столом, беспечно болтал ногами, пил чай из большой кружки и с огромным интересом наблюдал как за окном медленно падает снег. Перед мальчишкой стояла открытая банка абрикосового варенья, а рядом — вазочка доверху наполненная глазированными пряниками.
Сидящий напротив дед, подслеповато щурясь сквозь линзы очков читал свежий номер газеты «Правда», а на кухне бабушка гремела посудой и периодически гоняла рыжего кота Ваську, называя его при этом непонятным словом «Ирод».
Дед тяжело вздохнул, зло бросил газету на стол, медленно поднялся и включил телевизор. Через несколько секунд из динамиков раздался характерный говорок самого главного человека в стране. Первоклассник Колька естественно знал кто это такой, только не помнил его имя.
— Сейчас перестройка переживает острейший период. Огромная страна, огромное разнообразие условий. Накопились тяжелейшие проблемы. Сознание, замешанное на догматизме, консерватизме. Это все — масштабные препятствия. И в то же время выход в новое русло развития — в экономике, политике, в социальных процессах — будет иметь колоссальное значение для страны, для социализма, для мира…
— Твою дивизию! — раздраженно прошипел сквозь зубы дед, выключил телевизор и сильно хлопнул ладонью по его крышке. — Это ж надо до такого додуматься!
Коля быстро отправил в рот очередной пряник и с любопытством уставился на деда.
Из кухни торопливо вышла бабушка, на ходу вытирая руки полотенцем:
— Степан, ты опять за своё? — укоризненно произнесла она. — Хватит! Ребятёнка напужаешь до икоты.
Дед недовольно засопел, схватил со стола газету и потряс ей перед носом супруги:
— Варвара, а не боишься, что вот это его напугает? — дед ткнул пальцем в экран телевизора. — Или это? А?
Бабушка успокаивающе погладила деда по руке:
— Степа, ну обсуждай ты свою политику с мужиками! Домой-то, зачем всякую гадость несть. Да и оно всё само собой пройдет.
Дед тяжело вздохнул, взъерошил Колькины волосы и тихо пробурчал себе под нос:
— Само собой… Тебе-то можно, Варя так говорить. Но вот и они уверены, что всё само собой утрясётся, — дедушка аккуратно положил «Правду» рядом с банкой варенья и язвительно добавил. — Сами по себе только кошки родятся, да и то не каждый год.
В правом верхнем углу газеты Осипов успел заметить дату.
«Вторник. Пятое декабря одна тысяча девятьсот восемьдесят девятого года.» — потрясенно произнес инженер и тут же осознал, что через два месяца деда не станет.
Тогда Колю по причине малолетства на похороны не взяли, но он хорошо запомнил, как вечером на кухне безутешно рыдала мать, и мрачно молчал отец.
Воспоминания о родных обожгли душу инженера, от боли и тоски по навсегда потерянным близким у него нестерпимо защемило сердце. Николай зажмурил враз повлажневшие глаза и громко, залихватски расхохотался.
Павел Анисимович хорошо знал своё дело. Психологический блок установленный Нагибиным в разрушенном забое во время оформления, никуда не делся и продолжал отлично функционировать. Поэтому сейчас Николай смеялся так весело, с такими радостными переливами, что с лиц гномов очень быстро ушло угрюмо-торжественное выражение и они сперва робко, а потом всё смелее и смелее начали присоединяться к счастливому гоготанью сюзерена. Через несколько мгновений смеялись все окружающие Осипова гномы. Хлопали себя по бокам, восторженно теребили бороды и вытирали выступившие на глазах слезы.
У инженера под воздействием проведенной оформителем корректировки, немедленно и самым радикальным образом изменилось настроение.
Беспросветная тоска, гибельная обреченность и омерзительное уныние навалившиеся на Осипова невыносимо тяжелой наковальней, немедленно отступили. Но Николай почти физически ощутил, что перед тем как скрыться во мраке, они обернулись и ненавидяще сверкнули глазами, словно говоря:» Мы ещё встретимся»…
Переход от воспоминаний событий прошлой жизни к суровой реальности дался инженеру очень непросто. Оно и понятно. Только что человек находился в своем счастливом, беззаботном детстве, ел обмазанные вареньем пряники, слушал мудрые, наполненные таинственной непостижимостью разговоры старших. И вдруг оказывается, что он невероятно толстый король гномов, ко всему прочему внезапно записавшийся в штрафной батальон. От такого у кого угодно голова пойдет кругом. Поэтому инженер, перед тем как обратиться к народу, несколько раз с силой похлопал себя по щекам, а потом для верности еще долго тер лицо ладонями.
И даже после столь интенсивного курса терапии Осипову понадобилось несколько минут, чтобы окончательно придти в себя и полностью ощутить окружающий его мир.
Гномы всё так же продолжали стоять на коленях, радостно скаля зубы в улыбках и уже потихоньку начали разговаривать друг с другом на посторонние темы. Напрямую не касающиеся обсуждения выдающегося поступка государя.
Несколько портили общую гармонию, лежащие без движения воины, бросившиеся на выручку десятнику, да сам Фестбарт которого в данный момент заботливо обмахивал руками Рамбарт. На правой скуле юноши багровел небольшой кровоподтек, а под левым глазом густо наливался здоровенный синяк.
Осипов набрал полные легкие воздуха и поднял над головой руку. Разговоры мгновенно стихли и на площади воцарилась тишина, изредка прерываемая протяжными стонами Фестбарта.
— Поднимитесь с колен, — торжественно провозгласил Николай. Толпа с неподдельным энтузиазмом тут же вскочила на ноги. Некоторые гномы принялись растирать затекшие колени, другие сложив «калачиком» руки на бедрах начали энергично покачиваться из стороны в сторону. Осипов с некоторым удивлением заметил, что вместе со всеми поднялся и его новый начальник охраны. При этом почтенный Фестбарт в сознание так и не пришел. У Николая закралось вполне обоснованное предположение, что если он сейчас отдаст приказ десятнику подойти к нему, то низкорослый охранник немедленно выполнит его распоряжение. Причем для выполнения этого действия Фестбарту снова не потребуется выныривать из забытья.
Инженер солидно покашлял, вытянул перед собой руку и приготовился произнести соответствующую
