– Там водка есть, консервы в холодильнике. Хлеба нет.
– Спасибо, – повторно поблагодарил я, снял с рукояти шлем и надел его. – Пока.
– Чао.
Махнув мне рукой, он пошёл домой. Я поправил револьвер за поясом, укрыл его курткой и медленно отъехал к подъездной дороге. Постепенно набирая скорость, привыкая к норову мотоцикла, понёсся к Волоколамскому шоссе.
Никаких проблем при выезде за МКАД не возникло. Транспортная развязка осталась позади, и вскоре я ехал по сонным улочкам Красногорска, намеренно избегая главных улиц. Наконец вырвался на дорогу, которая вела к Истре и Волоколамску. Раззадоренный мотоцикл слушался лучше вышколенной лошади, и я и глазам не моргнул, а он уже проскочил три километра.
Резко сбросив скорость, я выключил фару и стал осматривать обе стороны дороги. Прокатился до облепленного кронами узнаваемого холма, возле него остановился, подождал, пока мимо проехала легковушка. Её удаляющиеся задние огни были единственными на всём видимом протяжении дорожного полотна. Удостоверившись в этом, я покатил по обочине, опять включил фару и высветил начало тропинки, которая скрывалась за кустарниками. Съезжая на неё, пригнулся к рулю, приготовился бодать шлемом ветвистые лапы. И они зашуршали, зацарапали по мотоциклу и одежде, хлестнули по шлему и после такого ритуала неприветливого приветствия выпустили к деревьям. Тропинка едва различалась среди травы и сухих колючек, в ночи я с трудом узнавал её. Она обвивала пологий склон, и метрах в ста от дороги я заглушил двигатель, вслушался. От дороги не доносилось чуждых лесу звуков, – никто не мог заметить, где я покинул её, исчез среди лесной растительности. Привалив мотоцикл к стволу дуба, я зашагал обратно, всё же стараясь не выдать себя предательскими шорохами.
Об этой тропинке я знал по воле случая. После второй из вечеринок на даче адвоката мне пришлось ранним утром возвращаться в город. Я был без машины, а беспокоить ещё спящих хозяев показалось неприличным. Утро было чудесным, и я решился пройтись лесом, сверять направление с восходящим солнцем. На окраине посёлка обнаружил тропинку, и она часа полтора вела меня среди августовской зелени и вывела к шоссе. По пути не попалось ни одного человеческого существа, и неожиданное удовольствие следопыта от единения с зелёным миром, с птичьим щебетом и снующими белками, как и сама тропинка, прочно засели в глубине памяти. А теперь у тропинки оказалось ещё одно достоинство, – мои преследователи вряд ли имели о ней маломальское представление.
Ночь позволяла оставаться незаметным даже вблизи дороги, но я укрылся за старым вязом. Было лишь тридцать пять минут двенадцатого, и я отнёсся к опозданию Вики как к должному. Ни одна стоящая женщина не явится на свидание вовремя, с четверть часа я ещё мог не думать об этом. Я присел, привалился к стволу вяза. Со склона холма был хороший обзор рассекающей лес чёрной полосы, которая сужалась, убегала в сторону Красногорска. Вдали появились светящие точки, они приближались, увеличивались, и мимо с рассекающим воздух шелестом промчался тёмный автомобиль. Потом устало прошумел и стал удаляться пустой автобус. Немного позже по его следам пронеслись три машины. Я наблюдал за ними, и понемногу росло беспокойство: а вдруг она не приедет? Прохлада остудила голову, и вся эта затея начинала казаться свидетельством потери здравого смысла. В моём положении надо было засесть в укромной норе, а не нарываться на связанные с малознакомыми женщинами неприятности. Да и она не поедет на полуночное загородное свиданье. С чего мне взбрело, что поедет? Кто я для неё? Так вот, устраиваешь себе разумную и уравновешенную жизнь, холишь её, лелеешь, но появляется барышня в развеваемой ветром юбке, и остаётся лишь чесать затылок и глубокомысленно изрекать: «Суха теория... А древо жизни вечно зеленеет…»
К двенадцати часам я не на шутку встревожился и спустился к дороге. Время потянулось ужасно медленно. У города возникло, стало приближаться светящее фарами светлое пятно легковушки. Оно было похожим на сиреневое. С воспрянувшей надеждой я вышел на дорогу и поднял руку. «Девятка» стала замедлять ход и в шагах десяти от меня остановилась. С рукой на рукояти пистолета я подошёл к дверце водителя. За рулём сидела Вика, но пока это мало о чём говорило. Я наклонился, заглянул в салон, на заднее сиденье. После чего постучал в боковое стекло.
– Эй! Это я.
Дверца мягко дёрнулась, приоткрылась. Я раскрыл её шире.
– Если рассчитывала, я изведусь, ты своего добилась.
Она не собиралась вылезать, только повернулась лицом.
– Я не хотела приезжать.
– Опять Ольга послала?
Она схватила ручку дверцы, и я едва успел не позволить дверце закрыться.
– Жалею, что приехала, – её ответ был резким и холодным.
Вдруг сзади донёсся гул мотора. По шоссе к нам мчалась тёмная мрачная иномарка. Я схватил Вику за руку, потянул к себе.
– Как ты смеешь?! Пусти!
Гнев её был не наигранным и нешуточным и разом успокоил меня.
– Дорогая, – сказал я мягко. – Ты хочешь, чтобы меня изрешетили на твоих глазах? Давай спрячемся. Смотри, кого ты привела.
Сопротивление Вики ослабло. Воспользовавшись тем, что женское любопытство возобладало на прочими чувствами, я вытянул её из салона и увлёк к ближайшим кустам. Каблуки её туфель зацокали по асфальту, затем под ними зашуршал гравий и зашелестели лисья. Нога её подвернулась, и она попыталась высвободить руку.
– Постой! – негромко распорядилась она. – Туфля слетела!
– О-о, дьявол! – невольно сорвалось с моих губ.
Тёмная иномарка стремительно приближалась, казалось, готовая смять всё, что попадётся на её пути. Даже в урчании двигателя угадывалась неприкрытая угроза. Едва Вика надела туфлю, я подхватил девушку под локоть, и мы преодолели сопротивление кустарника, за ними отбежали к деревьям, но скрыться в лесу не успевали. Я различил в земле за разлапистым дубом углубление, которое заполняли опадающие листья, и повлёк Вику к тому дубу. Мы свалились в яму, листва под нами заволновалась, зашуршала и, как будто в ожидании объяснений, затихла.
Чёрная «БМВ» с визгом шин затормозила, дверцы распахнулись, и из тёмного чрева выскочили трое, один в чёрном кожаном плаще, другие в таких же куртках. В руках у них были пистолеты.
– Ты что, на бал собиралась? – шёпотом выговорил я Вике, помогая тихо освободить зацепившийся за куст подол дорогого плаща.
– Машина! Моя машина! – сердито огрызнулась она, наблюдая, как один из преследователей подошёл к её «девятке», заглянул внутрь салона. – Ты даже дверцу не захлопнул!
– О ней позаботятся, – заверил я. – Глянь на высокого.
Она тоже узнала Эдика. Но я прижал палец к губам, и она поняла, не издала больше ни звука. Переговаривались они негромко, однако слова мы слышали отчётливо.
– Ключ здесь, – сказал картавым голосом тот, кто заглянул в салон «девятки».
Эдик посмотрел в лес, казалось, прямо на нас.
– Разверните обе машины и включите свет, – распорядился он, обращаясь к своим сообщникам.
Ему не возражали, наоборот, всё выполняли чётко и быстро. Обе машины одна за другой развернулись и встали поперёк дороги. Свет вспыхнувших фар на мгновение ослепил меня, заставил прижаться к листьям, ладонью не позволять Вике поднимать голову. Покрытая ковром листвы земля разукрасилась паутиной всевозможных теней. Если бы ни укрытие, мы бы оказались, как на ладони. Надо было искать способ пробираться вглубь леса, в темень, куда не проникал этот свет. Я осторожно выглянул за ствол дуба, и увиденное мне совсем не понравилось. К стоящему между машинами Эдику из салонов вылезли и подошли его сообщники. Я узнал черноволосого кавказца, который высовывался из окна моей квартиры. В руке у него был короткоствольный автомат.
Положение становилось скверным, хуже не придумаешь. Я высвободил свой револьвер, медленно взвёл курок. По уверенному, как у охотников за дичью, поведению преследователей можно было предположить, под верхней одеждой у них бронежилеты. Терять преимущество первого выстрела не хотелось, я лёг на живот, с обеих рук тщательно прицелился в фару «БМВ». Если бы удалось убрать хотя бы
