– Сплю, – угрюмо отозвался мальчик. – Чего тебе?
Илона присела на корточки рядом с его матрасом.
– Прости меня.
– За что?
– За то, что я на тебя ругалась.
Максим промолчал. Да и что тут скажешь? Похоже, женщины и мужчины слеплены совершенно из разного материала, и им никогда друг друга не понять. Вот и сейчас она извиняется, но совсем не за то, за что нужно было бы извиниться.
– Я его убью, – сказал вдруг Максим.
– Чего?
– Я убью Барона, – четко повторил он.
Илона улыбнулась:
– Ты не сможешь.
– Смогу. Для настоящего мужчины нет ничего невозможного.
Илона вздохнула:
– Барон взрослый. И опасный. У него есть оружие. И Рустем всегда рядом с ним.
– Все равно.
Максим замолчал. Илона подождала, не скажет ли он еще чего-нибудь, а потом тоже о чем-то задумалась и стала тихонько и рассеянно напевать:
– Перестань! – оборвал ее Максим.
– Что? – вздрогнула Илона.
– Перестань петь. Это противно.
Она пожала плечами:
– Странный ты какой-то. Чувствительный. Совсем не такой, как другие пацаны.
Максим помолчал, а потом угрюмо спросил:
– Он и раньше тебя трогал?
– Кто?
– Барон.
– Барон? В каком смысле «трогал»?
– Он тебя… насиловал?
Максим не видел Илону, но понял, что она усмехнулась.
– Глупости. Это не насилие. Я ведь была не против.
– Значит, он тебе нравится? – изумленно спросил Максим.
– Нет, – ответила Илона. – Но раньше нравился. Когда я пришла к нему, он был заботливым и ласковым. Он покупал мне подарки, угощал сладостями. А потом я ему надоела, и он стал обращаться со мной так же, как со всеми.
– Сволочь. А ты – дура.
Илона снова усмехнулась:
– Ты что, ревнуешь?
– Вот еще! У нас в детдоме были такие, как ты. Знаешь, как мы их называли?
– Как?
– Шалавы.
Илона несколько секунд ничего не говорила, потом вздохнула и тихо произнесла:
– Зря ты пытаешься меня обидеть. Я уже давно ни на что не обижаюсь.
И снова воцарилась тишина. Первым молчание прервал Максим:
– Почему ты все еще с ним? Почему не уйдешь?
– Уйти?.. А кому я буду нужна? Барон дает мне все, что нужно, – еду, постель, крышу над головой…
– И еще – пинки и зуботычины, – добавил злым голосом Максим.
Илона несколько секунд молчала, а потом негромко произнесла:
– Барон всегда знает меру. Он знает, когда нужно остановиться, и никогда не забьет меня до смерти.
– Да он просто принц на белом коне!
– Зря ты смеешься. Прежде чем попасть к Барону, я многое повидала. И везде было хуже, чем здесь.
Максим почувствовал злость.
– Значит, ты останешься с ним?
– Да. А почему ты спрашиваешь?
Он не ответил. Лишь хмыкнул презрительно и небрежно.
– Ты хочешь уйти? – догадалась Илона.
Он снова промолчал.
Илона тяжело и прерывисто вздохнула:
– Он тебя не отпустит. Он потратился на тебя, и ты не сможешь уйти, пока все не отработаешь.
– Это мы еще посмотрим, – тихо сказал Максим.
– Чего?
– Ничего. Иди спи. И пусть тебе приснится твой любимый Барон. Как он лупит и насилует тебя.
Илона помолчала.
– Ты злой, – тихо сказала она затем.
– Зато Барон добрый. Вали спать.
Илона опять вздохнула. Потом достала что-то из кармана и сунула Максиму в руку:
– Это номер моего телефона. Если решишь уйти – позвони мне и расскажи, что с тобой приключилось.
– Вот еще! – проворчал Максим. – Сдалась ты мне!
Он смял листок с номером, но не выбросил его, а сунул под подушку.
Илона поднялась на ноги, вышла из комнаты и тихо притворила за собой дверь. Максим откинулся на топчан и прижал к себе пса.
– Спи, Мух, спи.
Он закрыл глаза и вскоре уснул сам, и спал крепко, как спят дети, не зная, что опасный преследователь уже взял его след и крадется по заснеженным улицам промерзшей ночной Москвы.
Глава 3
1
Короткий и мрачный зимний день давно подошел к концу. Последние прохожие спешили по домам, стремясь уйти от пробирающего до костей холода, который несла с собой зимняя ночь.
Тощий мужчина в красной куртке шел по вечерней морозной Москве – высокий, худой, с изможденным бледным лицом и серыми глазами, в которых не было ничего, кроме холода. Порой он останавливался и мучительно морщил лоб, в тысячный раз пытаясь ухватить разумом промелькнувшую мысль, но мысль выскальзывала и уносилась в холодную темноту небытия. В тысячный раз…
И тогда он шел дальше, чувствуя звериную злобу и такую же звериную, неясную и неотчетливую тоску. Временами он почти не осознавал себя, становился настоящей сомнамбулой, но и в эти минуты инстинкты не давали ему пропасть, превращали его в дикое животное, крадущееся по темному городу в поисках поживы.
Улицы казались вымороженными… Люди передвигались по тротуарам быстрой походкой, спеша добраться до автомобиля или метро, а те, кому повезло больше – до дома или кафе.
Человек в красной куртке поежился и натянул на уши старую вязаную шапку. Холод был не только снаружи, но и внутри его. Лед заполнял его собой – его утробу, его мысли, его душу, лед вымораживал его изнутри, вторгался в его разум, делал мысли тяжелыми и неуклюжими, как холодные железки.
И все же холод был лучше тепла. Холод был жизнью. Холод и еще несколько стеклянных ампул, которые
