Повезло, наверное!
Живаго усмехнулся, но усмешка его была горькой.
– Экспериментом руководил доктор Лайков? – спросила Маша.
Он кивнул:
– Да.
– В чем заключалась суть эксперимента?
– Меня, Егора и еще одно парня… он был ученым-биологом… заперли в гермокамере наземного экспериментального комплекса. Площадь – одиннадцать квадратных метров на троих. Полная изоляция от окружающего мира. Научная цель эксперимента – отработка систем жизнеобеспечения в замкнутом пространстве. Фактически же – подготовка к космическому полету на другую планету. Проект был совершенно секретным. Нашим родным сказали, что мы убываем в долгую командировку на Северный полюс.
– Где конкретно проводился эксперимент?
– В Институте медико-биологических проблем на Хорошевском шоссе. Мы должны были провести в «консервной банке» год, общаясь только друг с другом. Ну и еще с руководителями эксперимента, по радиосвязи. Условия были адские.
Живаго взглянул на пустой пластиковый стаканчик, усмехнулся и сказал:
– Вода была из урины. Она крутилась по контуру, и из этой воды мы должны были готовить и борщ, и щи. Душ – раз в десять дней. Суточный рацион – тысяча калорий в сутки. Днем и ночью воздух в гермокамере гоняли вентиляторы, громкость – до ста децибел, как в метро.
Михаил Живаго сделал паузу, чтобы перевести дух, провел рукой по морщинистому лицу, словно снимал с него невидимую паутину, потом убрал руку, посмотрел Маше в глаза и продолжил свой рассказ:
– Вскоре начались конфликты, заговоры, борьба за власть. Трое – самое неудачное количество человек в коллективе. Рано или поздно двое начинают дружить против третьего. Видимых поводов для ссор у нас не было. Но постоянное присутствие рядом одного и того же человека раздражает. А невозможность побыть одному сводит с ума. Добавьте к этому внештатные ситуации, которые регулярно устраивали нам ученые. Помню, однажды нам подняли температуру воздуха до плюс сорока градусов, потом влажность до девяноста процентов… Потом повысили содержание углекислого газа в воздухе – в десять раз выше нормы… И это еще были цветочки! Нас мучили высокочастотным излучением, заставляли гермокамеру вибрировать по трое суток подряд. В общем испробовали на нас полный арсенал пыток.
– Вы не могли выйти из эксперимента и покинуть гермокамеру раньше срока?
Живаго покачал лысоватой головой:
– Нет, не мог. – Он помолчал, о чем-то размышляя, вздохнул и глухо проговорил: – Первая драка случилась примерно на семидесятый день эксперимента. У нас тогда началось кровотечение из десен. Кровь была на краях кружек, из которых мы пили. Егор сказал, что из такой кружки пить не будет. Наш третий член экипажа что-то ему возразил. Завязалась драка… Я сумел разнять забияк и потребовал у руководства вмешаться в ход эксперимента, но получил отказ. Мы были как крысы в бочке. А руководство… – Живаго горестно усмехнулся. – …Руководство только наблюдало и подбрасывало нам все новые испытания. Если бы мы решили перебить друг друга, они бы и тогда не вмешались. С каждым днем каждый из нас становился все агрессивнее. Уже к середине эксперимента мы ненавидели друг друга. Кроме того, у нас начались проблемы с психическим здоровьем… Я точно не знаю, но предполагаю, что нам в еду добавляли наркотические препараты, чтобы спровоцировать неврозы и психозы и посмотреть, как мы с ними справимся.
Михаил Живаго замолчал, взял бутылку и снова наполнил свой пластиковый стаканчик. Маша подождала, пока он напьется, после чего попросила:
– Расскажите, чем закончился эксперимент.
Живаго кивнул:
– Да, это главное. – Он вытер губы рукавом и посмотрел Маше в глаза. – Как я уже сказал, мы провели в гермокамере год, подвергаясь различным экстремальным испытаниям. В результате с нами стали происходить странные вещи. Экстремальные условия пробудили в нас сверхспособности. Дней за пятьдесят до выхода из гермокамеры всех нас стали преследовать галлюцинации. Но самое забавное началось, когда мы, все трое, стали галлюцинировать «в унисон». Мы видели одни и те же образы и сцены. К этому моменту мы уже почти не общались друг с другом с помощью обычной человеческой речи, поскольку между нами возникла стойкая дистантная связь.
– Телепатия? – уточнила Маша.
– Да, можно сказать и так. Хотя это слово во многом себя скомпрометировало. За тот год, что мы провели в «консервной банке», каждый из нас изменился. Я стал своего рода лидером этой маленькой группы, поскольку умел при помощи
Живаго снова потянулся было за водой, но передумал.
– Всего за несколько минут до окончания эксперимента Егор окончательно сошел с ума. Он убил нашего третьего сожителя. Затем пытался убить меня, но не успел. Гермокамеру открыли, нас с Егором поместили в спецлабораторию для исследований. Но они не учли, с кем имеют дело. Примерно через неделю Егор сбежал, убив медсестру и охранника. На свободе он дал выход своим злобе и сумасшествию. Насколько я понял, он убил двух девушек. Зная, что между нами существует дистантная связь, меня заставили выследить и выманить его. Была зима, задержание происходило на мосту. Егор прыгнул с моста в реку и провалился под лед.
– Так же, как в детстве? – не удержалась Маша от ремарки.
Живаго усмехнулся:
– Да. Так же, как в детстве. Только на этот раз его вытащили слишком поздно. Егор умер, но, поскольку моего брата уже привезли в лабораторию, доктор Лайков решил использовать его тело в другой исследовательской программе.
– Крионика?
Живаго кивнул:
– Да. Егор двадцать минут находился в ледяной воде. Тело его подходило для эксперимента как никакое другое.
– Что было потом?
– Потом?.. – Живаго вновь провел ладонью по лицу. – Потом Советский Союз развалился, и все исследовательские программы свернули. Меня поместили в психиатрическую клинику и стали накачивать психолептиками. Моя жизнь превратилась в полусон. И в этом полусне я провел двадцать два года. Вплоть до того момента, когда доктор Лайков и его куратор из КГБ решили вернуть меня к жизни. Случилось это чуть больше недели назад.
– Зачем они это сделали?
Живаго чуть прищурил свои серые, спокойные глаза и негромко отчеканил:
– Затем, чтобы я привел их к Егору. Все эти годы доктор Лайков занимался проблемами крионики. Наука превратилась в бизнес, Лайков и его бывший куратор достигли на этом поприще больших успехов. Но главную проблему Лайков решить не мог. После реанимации «объекты», крионированные им, жили всего несколько секунд, а затем умирали в страшных муках. Но Лайков и его приятель из КГБ не останавливались. Они понимали, что решение проблемы реанимации замороженных тел сделает их миллиардерами. И в конце концов Лайков добился успеха. Очередное тело прожило дольше минуты. И продолжило жить.
– Это был ваш брат?
Живаго кивнул:
– Да. Они не предусмотрели только одного: мой брат еще до смерти перестал быть человеком. Смерть также не пошла ему на пользу. Часть его мозга была разрушена при разморозке. Думаю, сознание его угасло, и у него остались одни лишь инстинкты. Но, как ни парадоксально, это должно было сделать его сильнее. Во время перевозки в секретную лабораторию машина, в которой везли Егора, попала в аварию.
