не хотелось думать, какими тяжелыми должны были быть для Рикки прошедшие десять лет, но она знала, они должны были быть сущим адом, потому что Рикки Блю стала женщиной из стали.
Сама же Кэрри, напротив, не повзрослела, не созрела и оставалась все такой же тряпкой, какой была всегда. Она позволяла своему мужу, которого почти ненавидела, и своей матери, которая была немногим лучше Брета, помыкать собой… пользоваться собой. Мать обращалась с ней изысканно-издевательски, оказывая моральное давление искусной рукой благовоспитанной женщины. Брет обращался с ней более откровенно, и это было еще хуже. Она вздрогнула при мысли о способах, которыми он унижал и оскорблял ее, о том, как пользовался ею. Будь у нее мужество Рикки… но у нее его нет. Дэнни был ее единственным актом неповиновения, но даже это она не могла сделать как должно.
Когда они свернули на дорогу, проходившую между их домом и Первой баптистской церковью Сент-Джоуна, Брет коснулся ее руки.
– Я рад, Кэрри Энн, что мы поехали сегодня туда. Приятно, когда тебе напоминают, как ты счастлив.
– Потому что я ничуть не похожа на Рикки Блю, – закончила за него жена.
Он улыбнулся ей великодушной одобряющей улыбкой священника. Она тысячу раз видела, как он одаривал такой улыбкой своих прихожан, и тогда ненавидела его еще сильнее. Он был лицемером, гнусным и омерзительным, – волк в овечьей шкуре.
– Я тоже рада, что мы поехали, – ответила она, с вызовом встречая его взгляд. – Думаю, Рикки была очень добра ко мне. Я совсем позабыла, как сильно любила ее. – Кэрри открыла дверцу машины и собралась выйти, но при последнем замечании Брет схватил ее за руку. – Пожалуй, я позвоню и приглашу ее на ленч в субботу, когда у нее нет записи. Ой, мне больно!
– Я не хочу, чтобы после сегодняшнего вечера вас что-либо связывало, – произнес он тихим угрожающим тоном.
Кэрри старалась не замечать боли, которую причинял ей муж.
– Почему, Брет? Ты боишься ее?
– С какой стати мне бояться ее? – Он отпустил ее руку, но угроза в его взгляде не исчезла. – Не будь смешной, я просто не хочу, чтобы она вовлекала тебя в свои мирские заботы. – Он потянулся погладить ее по голове, но Кэрри уклонилась от его прикосновения. – Я люблю тебя такой, какая ты есть, Кэрри Энн. Я научил тебя, как важно следовать совету Господа: «Будьте как маленькие дети». Сегодня вечером, когда ты приняла спиртное, я понял, как она влияет на тебя.
Кэрри не отвечала, не могла ответить. Поспешно выбравшись из автомобиля, она бросилась к дому. Только бы добраться до ванной и запереть дверь до того, как он схватит ее…
Брет, смеясь, вышел из машины и прогулочным шагом, неторопливо направился вслед за ней.
Для него это была игра, она знала. Дрожащими пальцами она отперла входную дверь и почти бегом побежала в ванную, захлопнув дверь и защелкнув замок. Сев на унитаз, она сжала лицо руками и стала раскачиваться взад-вперед. Прошлое научило ее, что, сколько бы она ни оставалась здесь, он будет ждать. О Дэнни!
Она пойдет к нему завтра. Сегодня ночью она будет терпеть унижения от Брета, но завтра… завтра она, кроме того, увидится с Рикки.
Кэрри встала, смыла с лица слезы и открыла дверь.
Брет ждал ее, но она не пошла к нему, и он был вынужден прийти к ней сам. Она превратилась в деревянную куклу, пока он раздевал ее, вел к кровати и укладывал на живот. Ее едва не стошнило, когда его руки начали свой маршрут по ее телу, остановившись, как это было всегда, на ягодицах. Она почувствовала, как он раздвинул их, и собрала все силы, готовясь к боли, которая, она знала по опыту, вот-вот навалится на нее.
– Ты не побрилась, – жалобно захныкал он, дотронувшись до нее, это ей тоже было знакомо. – Как ты можешь уподобиться ребенку, если покрыта волосами, как блудница?
Кэрри все сильнее и сильнее кусала нижнюю губу. «Ты больной!» – пронзительно кричал ее мозг. Интересно, знает ли кто-нибудь еще о его магическом обряде? О его неестественном пристрастии к невинности, не достигшей полового созревания?
Не он ли убил тех людей, чтобы сохранить свою тайну?
Затем, как всегда, он с наслаждением протиснулся в ее задний проход и все вопросы исчезли из ее сознания, пока она боролась с приступами тошноты, которые всегда сопровождали это удовольствие. Она еще сильнее прикусила губу и при мысли, что может закричать, вцепилась зубами в постельное покрывало.
Когда все было кончено, она лежала, чувствуя себя оскорбленной – ее прямая кишка пульсировала, а сердце разрывалось, – и тогда она вспомнила о своем вопросе. Она знала, что вышла замуж за ненормального. А может быть, и за убийцу?
Салли Джейн скользнула в постель к любовнику.
– Ну, как там было? – спросил ее партнер.
– Забавно. Скучно. Предсказуемо. Все вместе.
– А твоя старая подруга Рикки Блю? Как она?
Салли Джейн уютно устроилась в изгибе руки друга.
– Великолепна, но она всегда была такой.
– Ты все еще расстраиваешься из-за этого? – спросил ее партнер по постели.
– Нет, конечно, нет. Я уже переросла свою детскую ревность и на самом деле восхищаюсь ею. Она не позволит этому городу запугать себя. Нелегко встретиться с дьяволом лицом к лицу.
Ее партнер рассмеялся:
– Ты говоришь с таким благоговейным страхом, что мне, наверное, следует ревновать.
Настал черед Салли Джейн рассмеяться:
– Теперь все было бы по-другому. Но я не верю, что это возможно. Спокойней тебя нет человека во всем мире.
– Кроме тебя самой, ты хочешь сказать?
Салли Джейн долго не отвечала, а когда ответила, то услышала усталость в своем голосе:
– Я не всегда была такой. Когда-то я была напугана. Я была уверена, что все узнают.
– О чем? О твоих склонностях или о его?
– Пожалуй, о том и о другом.
– Но никто ничего так и не узнал. И Рикки Блю это тоже не удастся. Я обещаю. Если она будет проявлять слишком большое любопытство, я позабочусь, чтобы она не осмеливалась гулять, не думая о том, что на нее могут напасть. Теперь иди сюда, не думай больше об этом. В Сент-Джоуне тебя уважают, тобой любуются, ты превратила в реальность мечту своего отца и приумножила состояние. И, что важнее всего, сохранила свою тайну.
– Не знаю, я не так уверена. Рикки Блю – это не кто-нибудь.
Джуниор отправился прямо домой, но в дом не вошел. Вместо этого он пошел в гараж, отпер все замки, врубил освещение и, зацепившись большими пальцами за карманы брюк, огляделся вокруг. Все было так, как он когда-то оставил, но он и не ожидал ничего другого. Никто бы не осмелился рыскать в его владениях. Помимо всего прочего, он был Уиткомом, его отец был шерифом, а он сам помощником, принявшим присягу. Но важнее всего, что имя Уитком вошло в историю Сент-Джоуна, люди относились к нему с уважением и одновременно со страхом. Все, кроме приезжих, которые не знали,
