– Пора собираться! Кофе на столе. Ты не забыла, что мы едем к родственникам Регины?
– Хотелось бы остаться в постели, – пробормотала я. – Но ничего… поедем…
Андрис сделал вид, что ничего не слышал.
Улицы были почти пусты, и мы быстро выехали на шоссе. День был тихим, серым. Андрис включил приемник, в салоне зазвучала спокойная музыка.
Настроение опустилось ниже отметки «ноль». Мне очень хотелось, чтобы Андрис отпустил какую- нибудь шуточку и тем самым разрядил обстановку. Но он молчал и даже не поворачивался в мою сторону.
«Напыщенный прибалтийский индюк!» – подумала я и уставилась в окно.
В поисках нужной улицы мы сделали несколько лишних кругов, пока какая-то девушка, гулявшая с большой овчаркой, не подсказала, в каком направлении нам следует развернуться. Если бы не она, мы бы так и наматывали круги по городу, поминутно сверяясь с картой, в которой никак не могли разобраться.
Дом Регины Митрошиной стоял на окраине города. Причем улица с одной стороны заканчивалась тупиком, а с другой переходила в маленький переулок, где стояли двух– и трехэтажные дома, окруженные большими старыми деревьями и густыми кустами.
– Наверняка все это барахло скоро пойдет под снос, – заметил Андрис.
– Не скажи. Такие дома в полуаварийном состоянии могут стоять годами, пока не случится какое-нибудь ЧП. Вот тогда и привлечет общественность внимание к проблеме ветхого жилого фонда.
Андрис усмехнулся:
– Говоришь, как чиновник со стажем.
Дом Митрошиных стоял за забором с разъехавшимися досками. Почтовый ящик уже облупился, судя по всему, им уже давно не пользовались.
– Постучим?
– Кричать придется, – буркнула я.
Звонок не работал, и я с силой толкнула калитку. Но она была заперта изнутри.
– Похоже, ты права: придется позвать кого-то. – Андрис сложил руки в рупор и крикнул: – Эй, кто- нибудь есть в доме?
Через несколько минут дверь дома отворилась и на пороге показалась древняя бабуля в пестром платке на голове и в сером тулупе.
– А? Чего орете? Кого надобно?
– Родственников Регины Митрошиной.
– Регины? А чего с Региной?
– Вы кто ей будете, бабуль? – спросил Андрис. – Можно войти?
Бабка молчала, как бы переваривая вопрос, потом махнула рукой:
– Заходите. Щас, калитку открою…
Бабка с трудом доковыляла до калитки и открыла ее. Мы вошли. Снег на участке давно не чистили, справа и слева от дорожки высились аккуратные холмики сугробов.
– А что с Региной-то? – принялась допытываться она. – Что с ней?
Я сделала Андрису знак: молчи! Он пожал плечами.
Мы вошли в избу, бабка, тяжело кряхтя, опустилась, как была, в тулупе, на стул.
– Где Регина?
Мы переглянулись.
– Это мы у вас хотели спросить.
– Не знаю ничаво, – пошамкала она беззубым ртом. – Девка шальная! Как вышла, так словно подменили ее…
– Откуда вышла?
– Из тюрьмы!
Мы вторично переглянулись.
– Вас как зовут? – спросил Андрис.
– Зоя Петровна. А что? Вы-то кто такие сами? Почему интересуетесь? На дружков Регины вы не похожи. Зачем она вам?
– Мы не дружки. Мы ее знакомые. А Регина нам нужна по работе. Там к ней вопросы возникли. Вот нас и послали найти ее и поговорить…
– Работе? Где она работает-то?
– В банке.
– В банке? – протяжно повторила бабка. – Эвон куда ее занесло!
По словам бабки выходило, что Регина вот уже год не навещала родных. Я прикинула в уме: получалось, что именно в этот промежуток времени она сделала пластическую операцию и устроилась работать в банк.
Мать ее совсем плоха, не вылезает из больниц. И не Регина она, а Райка! Когда паспорт получала – захотела быть Региной. Мать на нее рукой махнула: делай, мол, что хочешь. Училась в институте, с плохими парнями связалась, и все пошло наперекосяк, разболталась бабка.
– Не кончила институт, чуть в тюрьму не загремела. А потом все же попала в камеру, два годка отсидела. Вышла – и снова пропала. Поди, с год уже мы ее не видели. Стара я, чай. Восемьдесят лет в том году стукнуло! На покой мне пора. Приехала бы хоть перед смертью со мной повидаться…
– А фотографий ее у вас не осталось?
– Остались… Показать?
– Да. Пожалуйста.
Бабка скинула тулуп и пошла в коридор, открыла дверь в комнату. Бабка долго возилась, потом вышла к нам с толстым, обтянутым синим бархатом альбомом в руках.
– Вот. Смотрите…
Мы внимательно разглядывали снимки. Регина – до операции. Последняя фотография была сделана года четыре тому назад. На египетском курорте.
– Египет. Это очень далеко! Фотки она оттуда привезла. Вот, одну мне дала, – сказала бабуля.
– А где жила Регина?
– Что? – Бабка явно была глуховата.
– Где она жила?
– Да где придется. Сюда она редко приезжала. Все со своими хахалями якшалась! Девка-то она видная, красивая… Одна никогда не сидела… Приехала бы – родных повидать! Звонила только. Говорила: приеду, приеду. Но все не ехала. А зачем мы ей с матерью-то нужны? Была маленькой, так все вилась вокруг нас ужом, а щас якшаться с нами ей недосуг. Старые мы да больные…
Бабка проводила нас до ворот. Усевшись в машину, мы какое-то время молчали.
– Дела! – выдохнул Андрис. – С богатым уголовным прошлым девочка. И вот она устраивается в банк, утаив бо?льшую и славнейшую часть своей биографии. И в этом ей тоже кто-то помог!
– Все прояснится в Вене, – устало сказала я.
– Или, наоборот, запутается.
– Типун тебе на язык, – серьезно сказала я. – Мне уже надоело гоняться за ней, хочется наконец увидеть и задать ей пару вопросов. А заодно и получить на них ответы…
– Посмотрим, – философски сказал Андрис, – ответит ли она на них…
– К родным она не скоро приедет, если приедет вообще. Раз уже она сделала пластическую операцию.
– Кстати, у тебя есть шенген? – перебил он.
– Да. Есть.
– Тогда не будет проблем с Веной. Билеты я беру на себя.
Теперь я лучше понимала Регину – самоуверенную девушку, поставившую перед собой цель: вырваться из окружавшей ее обстановки любыми путями и способами. Даже если ради этого придется пойти на нарушение закона. Регина была способной ученицей и все схватывала на лету. Она решила, как именно распорядится выпавшим ей шансом, который случается в жизни только однажды. Цепкая, жадная до жизни
