— Ну, это теоретически, — заключил спор Петя Кудеяров, самый маленький и самый горластый мальчик из всего класса. — Но практически ты показала нам всем пример, и за это мы уважаем теперь тебя еще больше!
Наутро, перед тем как разойтись из дому, в передней собрались все жильцы квартиры, чтобы договориться о необходимых мерах предосторожности.
Было решено, что днем на все звонки будет подходить к двери Анна Яковлевна Деркач и, прежде чем открыть, тщательно выяснять, кто пришел и зачем, а незнакомых решили вообще не впускать в квартиру.
Поэтому, когда в обед раздались три звонка и незнакомый голос из-за двери попросил впустить его к Наташе Сомовой, Анна Яковлевна не хотела открыть дверь.
Евдокимов просил, настаивал, требовал.
Анна Яковлевна была неумолима.
Тогда Евдокимов вынужден был сказать, где он работает.
Но осторожная Анна Яковлевна только приоткрыла дверь, не снимая дверной цепочки, и попросила Евдокимова подтвердить свои слова документами.
Лишь после тщательного изучения удостоверения она впустила его в квартиру.
Наташа Сомова с рукой на перевязи сидела на диване в своей комнате. Евдокимов постучал.
— Вы ко мне? — не слишком приветливо спросила она.
— Если вы Наташа, то к вам, — сказал Евдокимов, улыбаясь.
— Я Наташа, — подтвердила она. — Но я не сделала ничего особенного и не хочу об этом разговаривать.
— А вы не знаете, зачем я пришел, — улыбнулся Евдокимов. — Поэтому можно быть и поприветливее.
Наташа испытующе поглядела на Евдокимова.
— Вы не из “Пионерской правды”? — недоверчиво спросила она.
— Нет, — заверил ее Евдокимов.
— И не из “Комсомольской”? — спросила она.
— Нет, — сказал Евдокимов.
— А то я терпеть не могу заметок о старушках и утопающих детях! — резко сказала Наташа.
— О каких старушках? — не понял Евдокимов.
— Которых пионеры переводят через дорогу, — сказала Наташа не без юмора, явно кого-то копируя. — Пионер Костя Иванов отличается высоким пониманием пионерского долга и четвертого апреля, в пятнадцать часов ноль—ноль минут, на углу Садовой и Самотечной перевел престарелую пенсионерку З.В.Хлестову через улицу!
— А что тут плохого? — спросил ее Евдокимов.
— Ничего плохого, но и ничего особенного, — насмешливо ответила Наташа. — По-моему, это просто неестественно — удивляться тому, что в советском обществе хороших людей больше, чем плохих!
— Так не волнуйтесь, я не пришел восхищаться вами, — серьезно сказал Евдокимов. — Я к вам по делу.
Наташа вдруг засмеялась.
— Да вы садитесь, я не кусаюсь!
Евдокимов сел.
— Я серьезно по делу, — сказал он. — Я именно потому и пришел, что вы так мужественно вели себя с этим негодяем.
— Ну во-от, так и знала, — разочарованно протянула Наташа. — А теперь начнете расспрашивать, как, да почему, да отчего.
— Нет, — сказал Евдокимов. — Я работник специальных органов, и меня интересуете не вы, а тот, кто вас ранил. Понятно?
— Ну это — другое дело, — сказала Наташа. — Но только что я могу о нем сообщить? Я видела его всего несколько минут, а когда он меня ранил, даже не видела, я, должно быть, зажмурилась и только орала от страха.
— А какой он из себя? — спросил Евдокимов. — Попытайтесь, расскажите.
— Неприятный, — ответила Наташа. — Мне он сразу не понравился.
— Маловато! — усмехнулся Евдокимов. — Высокий, низкий, толстый, худой, безусый, усатый? Все это очень важно.
— Высокий, немолодой, худой, — сказала Наташа.
— А подробнее? — попросил Евдокимов.
— А больше я не запомнила. Вот если бы мне его показали, я бы узнала.
— Так всегда! — с досадой сказал Евдокимов. — Чтобы показать, надо найти, а чтобы найти, надо знать, кого искать. Высоких и худых по Москве миллион ходит!
Наташа вздохнула.
— Жаль, что я не могу быть вам полезна, но ничего не поделаешь…
— О нет! — сказал Евдокимов. — Вы можете быть полезны, и потому-то я и пришел.
— Я? — удивилась Наташа и серьезно добавила: — Говорите.
— Видите ли, Наташа, — сказал Евдокимов, — не прояви вы… — он поискал подходящее слово, — тревоги, что ли… девочки не было бы в живых…
— Ах! Вы опять! — прервала его Наташа. — Не надо!
— Нет, вы помолчите, послушайте меня, — остановил ее Евдокимов. — Девочки не было бы в живых. И я хочу вас попросить помочь мне в том, чтобы не было других жертв.
Он внимательно посмотрел на Наташу.
— Вы комсомолка, — сказал он. — То, что я вам скажу, я прошу сохранить в секрете…
И Евдокимов откровенно рассказал Наташе то, о чем не считал нужным говорить Анохину.
— Мы интересуемся жизнью Анохина гораздо больше, чем он думает, — закончил Евдокимов. — Именно потому, что он решил вновь стать человеком, за ним идет охота. Они его хотят убить за то, что он вырвался из их рук и чтобы припугнуть других, чтобы другим неповадно было…
— Но чем же я могу быть полезна? — спросила Наташа, недоумевая.
— Многим, — ответил Евдокимов. — Вы осторожны и внимательны, это показало вчерашнее происшествие. Вот я и хочу просить вас взять Анохиных под свое наблюдение, взять их, так сказать, под негласную опеку. Ваше дело — только присматриваться. Со стороны заметнее то, чего сами они могут не увидеть…
Наташа задумалась.
— Трудная задача, — нерешительно произнесла она. — А если я не услежу?
— Да вы не подумайте, что я вверяю вам охрану жизни Анохина, — сказал Евдокимов. — Мы сами будем его оберегать, но вы можете нам помочь. Смотрите во все глаза. Это единственное, что от вас требуется, и в случае чего звоните мне, а если не будет уже времени, кричите изо всех сил!
Наташа улыбнулась.
— Как вчера?
— Да, как вчера, — серьезно сказал Евдокимов. — Вчера вы сделали большое дело.
— Но я ведь скоро пойду в школу… — предупредила его Наташа.
— Ну и что из того? — сказал Евдокимов. — Ходите себе на здоровье, но только не забывайте о тех, кто находится с вами рядом.
11. Некролог без пяти минут
Не успел Евдокимов прийти на работу, как его вызвали к генералу.
— Уже два раза спрашивал, — сказал секретарь отдела лейтенант Мусатов. — Приехал ни свет ни заря, меня еще не было, и сразу: “Где Евдокимов?”
— А в чем дело? — заволновался Евдокимов. — Не знаешь?
— Не говорил, — сказал Мусатов. — Но, я вижу, нервничает.
Евдокимов вздохнул.
— Докладывай.
