На спину села быка, не зная, кого попирает.
И уж лукавой ногой наступает на ближние волны.
Дальше идет — и уже добычу несет по пучине
Морем открытым; она вся в страхе; глядит, уносима,
На покидаемый берег. Рог правою держит, о спину
КНИГА ТРЕТЬЯ
Бог уже сбросить успел быка обманчивый облик,
Снова себя объявил и в диктейских полях[126] поселился.
А удрученный отец искать пропавшую Кадму
Повелевает, грозя, что изгнаньем он будет наказан,
Землю всю исходив, — но Юпитера кто же уловки
Выследит? — став беглецом, от отчизны и гнева отцова
Кадм уклоняет свой путь и, молясь, у оракула Феба
Просит совета: в какой, вопрошает, земле поселиться?
Что не знавала ярма, не влачила и гнутого плуга, —
Вот и водитель тебе; где ляжет она на лужайку,
Стены ты там возведи и названье «Беотия»[127] дай им».
Выйдя, едва он успел из Кастальской пещеры[128] спуститься,
И никаких у нее на шее нет признаков рабства.
Вот за телицею вслед идет он медлительным шагом
И указавшего путь прославляет в молчании Феба.
Вот миновали они и Кефис, и равнины Паноны;[129]
Лоб к небесам подняла и мычаньем наполнила воздух.
Тут, обернувшись назад на спутников, шедших за нею,
Наземь корова легла, привалясь на траву молодую, —
И благодарствует Кадм и, припав, чужую целует
К жертве готовиться стал Юпитеру. Для возлиянья
Слугам воды принести он велит из источников быстрых.
Лес там древний стоял, никогда топором не сеченный,
В нем пещера была, заросшая ивой и тростьем;
Струи стекали воды; в пещере же, скрытый глубоко,
Марсов змей[130] обитал, золотым примечательный гребнем.
Очи сверкают огнем; все тело ядом набухло,
Три дрожат языка; в три ряда поставлены зубы.
Благ не сулящим, вошли, и, опущенной в воды живые,
Урны послышался звон, протянул главу из пещеры
Иссиня-черный дракон и ужасное издал шипенье.
Урны скользнули из рук, и сразу покинула тело
Змей, извиваясь, меж тем чешуями блестящие кольца
Крутит, единым прыжком изгибаясь в огромные дуги,
И подымается вверх, на полтела и более, в воздух,
И уж глядит с высоты, с небесным равняется змеем,
Вмиг финикийцев, — одни приготовились было сразиться,
Эти — бежать, тем страх был и бою и бегству помехой, —
Змей упреждает. Одних убивает укусом иль душит,
Тех умерщвляет, дохнув смертельной заразою яда.
Кадм изумлен, отчего так медлят товарищи долго;
Их начинает искать. Со льва ободранной шкурой
Был он покрыт, копьем, что блистало железом, и дротом
Вооружен; но была превосходней оружья отвага.
Змея, сгубившего их, врага, огромного телом, —
Как он кровавым лизал языком их плачевные раны, —
«Иль за вашу я смерть отомщу, вернейшие други,
Или за вами пойду!» — сказал и, промолвив, десницей
Стены ударом его, высокими башнями горды.
Были бы сокрушены, — но остался змей невредимым.
Он, — чешуей защищен, как некой кольчугой, и черной
Кожей, — могучий удар отразил их толстым покровом.
В длинный хребет его, там, где изгиб серединный, вонзился,
В теле застрял, и в нутро целиком погрузилось железо.
Змей, от боли бесясь, головою назад обернулся
И, на раненье взглянув, закусил вонзенное древко;
Вырвал едва из спины: в костях застрял наконечник.
Ярость обычная в нем сильнее вскипела от раны
Свежей, вздулось от жил налившихся змеево горло,
Мутная пена бежит из пасти его зачумленной,
Зева стигийского вкруг заражает отравленный воздух.
Сам же, спиралью круги образуя громадных размеров,
Вьется, то длинным бревном поднимается вверх головою,
То, устремясь, как поток, наводненный дождями, он бурно
Сын Агеноров слегка отступает; он шкурою львиной
Змея напор задержал, наступающий зев не пускает,
Прямо держа острие. И бесится тот и железо