Метаморфозы

        Телом прикрыли своим. Однако же ростом богиня

        Выше сопутниц была и меж них главой выступала, —

        Отсвет бывает какой у облака, если, ударив,

        Солнце окрасит его, какой у Авроры румянец, —

185 Цвет лица у застигнутой был без одежды Дианы.

        Но хоть и тесно кругом ее нимф толпа обступала,

        Боком, однако ж, она обратилась, назад отвернула

        Лик; хотела сперва схватить свои быстрые стрелы,

        Но почерпнула воды, что была под рукой, и мужское

190 Ею лицо обдала и, кропя ему влагой возмездья

        Кудри, добавила так, предрекая грядущее горе:

        «Ныне рассказывай, как ты меня без покрова увидел,

        Ежели сможешь о том рассказать!» Ему окропила

        Лоб и рога придала живущего долго оленя;[135]

195 Шею вширь раздала, ушей заострила верхушки,

        Кисти в копыта ему превратила, а руки — в оленьи

        Длинные ноги, всего же покрыла пятнистою шерстью,

        В нем возбудила и страх. Убегает герой Автоноин[136]

        И удивляется сам своему столь резвому бегу.

200 Только, однако, себя в отраженье с рогами увидел, —

        «Горе мне!» — молвить хотел, но его не послушался голос.

        Он застонал. Был голос как стон. Не его покатились

        Слезы из глаз. Лишь одна оставалась душа его прежней!

        Что было делать? Домой возвратиться под царскую кровлю?

205 Или скрываться в лесу? Там стыд, тут ужас помехой.

        Он колебался, а псы увидали: Меламп поначалу,

        Чуткий с ним Ихнобат знак первый подали лаем, —

        Кносский пес Ихнобат и Меламп породы спартанской, —

        Тотчас бросаются все, быстрей, чем порывистый ветер;

210 Памфаг, за ним Орибаз и Доркей, из Аркадии трое,

        С ними силач Неброфон, и лютый с Лалапою Терон,

        Резвостью ценный Петрел и чутьем своим ценная Агра,

        Также свирепый Гилей, недавно пораненным вепрем,

        Напа, от волка приплод; за стадами идущая следом

215 Пемена; Гарпия, двух имея щенят в провожатых,

        И сикионский Ладон, у которого втянуто брюхо,

        Тигрид с Алкеей, Дромад, Канакея еще и Стиктея,

        И белоснежный Левкон и Асбол с черною шерстью,

        И многосильный Лакон и Аэлл, отличавшийся бегом:

220 Фей и рядом, резва, с ее кипрским братом Ликиска,

        И посредине, на лбу отмеченный белою меткой,

        Гарпал и с ним Меланей; косматая с ними Лахнея,

        Также два пса, чья лаконянка мать, отец же — диктеец;

        Лабр с Артиодом, потом с пронзительным лаем Гилактор, —

225 Долго других исчислять. До добычи жадная стая

        Через утесы, скалы и камней недоступные глыбы,

        Путь хоть и труден, пути хоть и нет, преследуют зверя.

        Он же бежит по местам, где сам преследовал часто,

        Сам от своих же бежит прислужников! Крикнуть хотел он:

230 «Я Актеон! Своего признайте во мне господина!» —

        Выразить мысли — нет слов. Оглашается лаяньем воздух.

        Первый из псов Меланхет ему спину терзает, за ним же

        Тотчас и Теридамад; висит на плече Орезитроф.

        Позже пустились они, но дорогу себе сократили;

235 Мча по горе напрямик. И пока господина держали,

        Стая другая собралась и в тело зубы вонзает.

        Нет уже места для ран. Несчастный стонет, и если

        Не человеческий крик издает — то все ж не олений,

        Жалобным воплем своим наполняя знакомые горы.

240 И на колени склонясь, как будто моля о пощаде,

        Молча вращает лицо, простирая как будто бы руки.

        Порском обычным меж тем натравляют злобную стаю

        Спутники; им невдомек, Актеона всё ищут глазами,

        Наперебой, будто нет его там, Актеона все кличут.

245 Вот обернулся на зов, они же скорбят, что не с ними

        Он и не хочет следить за успешной поимкой добычи.

        Здесь не присутствовать он бы желал, но присутствует; видеть,

        Но не испытывать сам расправы своих же свирепых

        Псов. Обступили кругом и, в тело зубами вгрызаясь,

250 В клочья хозяина рвут под обманным обличьем оленя.

        И лишь когда его жизнь от ран столь многих пресеклась,

        Молвят, — насыщен был гнев колчан носящей Дианы.

        Разно судили о том; одни почитали богиню

        Слишком жестокой, а кто и хвалил, почитая достойным

255 Девственной так поступать; по-своему все были правы.

        Лишь Громовержца жена не столько ее защищала

        Или винила ее, сколь рада была, что постигла

        Дом Агеноров беда, и гнев свой с соперницы Тирской[137]

        Перенесла на весь род. Но тут подоспела причина

260 Новая горести ей: тяжела от Юпитера стала

        Дева Семела[138]. Дала языку она волю браниться.

        «Много ли бранью своей я достигла? — сказала богиня, —

        Надо настичь мне ее самое! — коль не тщетно Юноной

        Я превеликой зовусь — погублю, если я самоцветный

265 Скиптр достойна держать, коль царствую, коль Громовержцу

        Я и сестра и жена, — сестра-то наверно! Но срама,

        Думаю, ей уж не скрыть: мой позор не замедлит сказаться.

        Плод понесла! Одного не хватало! Открыто во чреве

        Носит свой грех и матерью стать от Юпитера только

270 Хочет, что мне-то едва удалось, — в красу свою верит!

        Ну так обманется в ней! Будь я не Сатурния, если

        Деву любезник ее не потопит в хлябях стигийских!»

        Молвив, с престола встает и, покрытая облаком бурым,

        Входит в Семелин покой; облака удалила не раньше,

275 Нежель старушечий вид приняла, виски посребрила,

        Коже глубоких морщин придала и дрожащей походкой

        С телом согбенным пошла; старушечьим сделала голос,