Смотрит, и будто его увидала впервые, не сводит
Остановившихся глаз и в безумии мнит, что не смертный
Перед очами ее, от него оторваться не в силах.
Но лишь в беседу вступил и за правую взял ее руку
Мужем ей стать обещал, — сказала она со слезами:
«Вижу, что делаю, — нет, меня не незнание правды
Вводит в обман, но любовь. Тебя я спасу своим даром,
Ты же — спасенный — клянись!» И святыней богини триликой,
Вечно всезрящим отцом своего нареченного тестя,
Благополучьем своим и деяньями всеми клянется.
Верила дева — тотчас получил он волшебные травы;
Как применить их, узнал и довольный домой возвратился.
Стал собираться народ на священное Марсово поле;
Вот уж стоят по холмам. В середине сам царь восседает
В пурпуре, скипетром он из кости слоновой отличен.
Вот вылетает уже из ноздрей адамантовых пламя
Тлеют. Как слышится шум из полного пламени горна
Иль в печи земляной раскаленные пышут каменья
Ярким огнем, если их водяные обрызгают капли, —
Так же и грудь их шумит, где клубится стесненное пламя,
Сын. Обратили они в лицо подходившего храбро
Страшные морды свои и рога с острием из железа;
Пыльную землю разят раздвоенным копытом и местность
Всю наполняют вокруг мычаньем своим дымоносным.
Дыха палящего, — вот какова чародейная сила! —
Смело он правой рукой подгрудки отвисшие треплет
И, подведя под ярмо, заставляет быков тяжеленный
Плуг волочить и взрезать непривычную землю железом.
Храбрость его. Тут Ясон достает из медного шлема
Зубы дракона и их рассевает по вспаханной ниве.
Почва мягчит семена, напоенные ядом могучим, —
Зубы растут, и из них небывалые люди выходят.
Матери и в глубине из частей свой состав образует
И на всеобщий простор не выходит, пока не созреет, —
Так, лишь когда развился в утробе беременной почвы
Образ людей из семян, — показались из нивы чреватой.
Лишь увидали, что те свои заостренные копья
Приготовляют уже в гемонийского юношу кинуть,
В страхе поникли зараз головою и духом пеласги.
Тут устрашилась и та, кем юноша был безопасен,
Стала бледна, холодна, без кровинки в лице опустилась
И, чтобы силы у трав достаточно было, в подмогу
Шепчет заклятий слова и к тайной взывает науке.
Камень тяжелый меж тем бросает он в их середину, —
Гибнут, друг друга разя, землей порожденные братья,
Междуусобным мечом сражены. Веселятся ахейцы
И, победителя сжав, теснят его в жадных объятьях.
Сжать в объятьях его ты, варварка, тоже хотела, —
Да удержало тебя попеченье об имени добром.
Молча — дозволено то! — веселишься душой, превозносишь
Чары заклятий своих и богов, создающих заклятья.
Но оставалось еще усыпить бессонного змея.
Страх нагоняющий страж, золотого блюститель барана.
Только его окропил он травами с соком летейским,
Трижды слова произнес, что сладостный сон нагоняют,
Что бушеванье морей усмиряют и бурные реки, —
Золотом тем завладел. Доволен добычей, с собою
Он и другую увез, — виновницу первой, — и вскоре
В порт Иолкский вошел победителем с юной супругой.
Ради возврата сынов, отцы-старики с матерями
Сало стекает, и бык молодой с золотыми рогами
В жертву богам принесен. Лишь Эсон[286] не участник веселья,
Близкий к кончине уже, от лет своих долгих усталый.
Молвит тогда Эсонид: «О супруга, кому я обязан
Благодеяния твои хоть уже превзошли вероятье, —
Если возможно, — но что для чар невозможно волшебных? —
Часть годов у меня отними и отцу передай их».
Слез не сдержала она, сыновним тронута чувством,
Сердца, однако, она не раскрыла и молвила: «Муж мой,
Что за нечестье твои осквернило уста? Как могу я
Переписать часть жизни твоей на другого? Гекаты
Соизволенья не чай, не должного просишь. Однако
Свекра длительный век обновить я попробую, вовсе
Лет не отняв у тебя, — троеликая лишь бы богиня
Мне помогла и к моим чрезвычайным склонилась деяньям!»
Трех не хватало ночей, чтоб рога у луны съединились
Только на землю взирать начала округлившимся ликом,
Вышла Медея, одна, в распоясанном платье, босая,