— Милая моя, — грустно улыбнулся Юрий Мефодиевич, садясь возле нее. — Я за свою жизнь такого насмотрелся и наслушался, что меня ничем удивить нельзя. Конечно, я умею беречь чужие тайны, иначе и быть не может при моей должности.
— Извините, — сникла Низа, и удрученно замолчала.
— Итак?
— Что вы можете сказать о Максиме Дорогине?
Соломин пристально посмотрел на посетительницу своим знаменитым взглядом из-под прищуренных ресниц, долгим и проникновенным, но она выдержала это изучающее сканирование и не склонила головы, а смотрела на него выжидательно с открытостью и настороженностью.
— А что?! — тихо сказал Юрий Мефодиевич и сомкнул лежащие на коленях ладони. Затем склонил набок голову и о чем-то задумался, рассматривая свои руки. — Если вам нужен Николай, то вы попали в точку, — он встал и еще раз прошелся по кабинету. Низа физически ощутила, что он взвешивает, следует ли говорить дальше или нет. И вот Юрий Мефодиевич заговорил снова: — Ведь Максим Дорогин — это его сценический псевдоним. А на самом деле актера звали Николай. Как я мог забыть?
— Псевдоним? — не веря, что ее поиски завершаются, переспросила Низа.
— Да, он воспользовался фамилией своего известного отца. Николай — внебрачный ребенок Виталия Дорогина. Как видите, это давно уже не секрет.
— Вы так просто об этом говорите...
— И вдобавок Максим Дорогин не был женатым. Интересно, интересно... — не обращая внимания на ее замечание, сказал Юрий Мефодиевич и снова замолчал, о чем-то напряженно размышляя.
— Вот фотография моей подруги, — протянула Низа Раисин портрет, который предусмотрительно прихватила с собой. — Может, вы ее видели с ним? И почему вы говорите о Максиме Дорогине в прошедшем времени?
Хозяин кабинета взял Раисин портрет и долго всматривался в него, отрицательно покачивая головой из стороны в сторону.
— Серьезная женщина, — сказал задумчиво. — Нет, к сожалению, не видел, — он снова замолчал, только ему одному присущим образом подбирая губы в узкую полоску и немного растягивая уголки в стороны. — Вы сказали, ваша подруга умерла внезапно?
— Да. Но я еще спросила... Вы сказали...
— Когда?
— Что когда? — переспросила Низа.
— Когда умерла ваша подруга?
— В ночь с двадцать пятого на двадцать шестое октября.
— Это, бесспорно, судьба, — поспешно бросил Юрий Мефодиевич. — Ведь наш Максимка умер двадцать пятого, утром... — глубоко засунув руки в карманы и остановившись перед собеседницей, сказал он. Перенося вес тела с носков на пяти, покачиваясь вперед-назад и пристально изучая, какое впечатление произвели его слова, спросил: — Вы не знали?
— Нет...
— На сорок седьмом году жизни. Молодым ушел...
Низа сдвинула брови, вычисляя год рождения Максима Дорогина. Она с удивлением обнаружила, что он был на пять лет моложе Раисы. Это, конечно, накладывало на их отношения определенный отпечаток.
— Странно, — продолжал Юрий Мефодиевич, — мы сразу же двадцать пятого подали текст некролога в программу новостей, и вечером эта информация прозвучала в «Подробностях».
— Я же писательница, — прошептала побледневшая Низа, припомнив слова Елены о том, что Раиса позвонила и попросила о помощи именно под конец «Подробностей» двадцать пятого октября. — Все время работаю за компьютером, телевизор смотреть некогда.
У Юрия Соломина она провела в общем почти полтора часа. И выйдя от него, пошла не на улицу, а в холл перед зрительным залом, чтобы забрать одежду в гардеробе. Уже давно шел спектакль. Теперь Низа имела возможность в тишине и безлюдности рассмотреть всю галерею портретов служителей муз, она увидела, что портрет Максима Дорогина с тоненькой, ненавязчивой траурной лентой, прицепленной в уголке, висел последним в ряду недавно умерших актеров. Просто тогда, когда она второпях посмотрела в этот конец, он оказался спрятан за колонной.
Итак, она узнала от целиком официального и в конце концов благожелательно настроенного на разговор лица, что Максим был единственным, правда внебрачным, сыном Виталия Дорогина, известного и любимого народного актера. Кроме Максима (то бишь Николки), у этого актера осталось две дочери: старшая Анна Дорогина (по мужу — Друзкова) от первого брака, проживающая в Санкт-Петербурге и далеко отстоящая от театральных кругов, и младшая Жанна Дорогина от второго брака — как и Максим, актриса Малого Театра. Жанна имела тяжелый характер и, находясь под влиянием до сих пор живой матери, открыто враждовала с Максимом. Хотя, сказать по-справедливости, так это Максим имел основания недолюбливать и Жанну и ее мать, так как его отец после развода с первой женой женился не на Максимовой матери, а на другой женщине, со временем родившей Жанну. И руководство театра, зная о нюансах этих родственных отношений, никогда не сводило брата и сестру в одних и тех же постановках. Со старшей же сестрой Максим поддерживал очень теплые, родственные отношения, и почти все свободное время проводило в кругу ее семьи. Может, это объяснялось тем, что у Анны с Эдуардом Вадимовичем Друзковим, ее мужем, не было детей, и она всю любовь отдавала младшему на пятнадцать лет братцу.
Итак, подвела итог Низа, надо ехать в Санкт-Петербург.
2
Беспокоить отца своими хлопотами Низа не отваживалась, тем не менее каждый вечер звонила в Дивгород, даже и теперь, когда находилась в Москве, справлялась о здоровье, незаметным образом старалась утешать его, наполнять его жизнь чем-то светлым, приятным, если это вообще возможно было. Отец и сам держался мужественно, до сих пор никому из родни о своей беде не сказал. Ни дочки, ни жена не знали, когда он заметил первые проявления болезни, почему молчит и не хочет лечиться. Это значительно позже, почти через год, когда Низа давно закончит с «дело об отце» и в связи с этим произойдут другие интересные события, а Павел Дмитриевич уже не сможет сам выходить из дома на прогулки и позовет Низу побыть около него (отец лучше знал своих дочек, знал, что только на Низу может положиться в последние дни жизни), он скажет, что вскоре после Раисиных поминок, на Рождество, ощутил острую, почти до умопомрачения, боль в груди. И сразу понял, что его постигло. Поначалу пил витамины, и они помогали не терять бодрости, а потом болезнь начала прогрессировать, и он перестал сопротивляться ей.
— Я грешный очень, — обронил он как-то. — Ведь отбивал от болезней, а иногда и от смерти тех людей, которым Бог предназначал другую судьбу, помогал разным бедолагам, попадавшим в сложные ситуации. Разве вседержитель может простить мне такую крамолу?
И в те же дни надиктовал Низе на диктофон свой рассказ о войне, о фронтовых дорогах и ранениях, рассказал про плен и бегство из плена, послевоенные годы, голод, недостатки и нужду, про все, о чем никогда не любил говорить, что не записывал в свой дневник. Но это все было позже.
— Как дела с поисками отца? — спросил Павел Дмитриевич увядшим голосом. — Почему не рассказываешь? Есть новости?
— Есть, — обрадовалась Низа, что отец не теряет, кажется, неподдельного интереса к посторонним делам. — Но сначала скажи, как ты себя чувствуешь?
— Весьма пристойно, старею эволюционно, — доложил со смешинкой в голосе.
Низа рассказала о посещении театра и о том, что ей удалось узнать.
— Кажется, вы с мамой были правы, говоря, что надо искать здесь. Я в этом почти убедилась, но прямых доказательств нет. Ведь пригодность фигуры Максима Дорогина для версии скрытой Раисиной жизни сама по себе не может служить доказательством их связи, приведшей к рождению двух детей. Тем более что Ульяна появилась на свет через пять лет после Аксиньи. Выходит, Раиса постоянно поддерживала отношения со своим любовником. Или он у нее был не один? Где она бывала в эти года, что делала, с кем встречалась? Неизвестно.