Возможно, он прав и выход действительно есть всегда, но, к сожалению, порой он настолько непригляден, что очень трудно заставить себя им воспользоваться.
Я рывком распахнул дверь и ввалился в кабину.
– Если мы планируем отсюда выбраться, – сказал я, – мне прямо сейчас позарез нужна одна батарейка. – И добавил как добил: – Пальчиковая.
Первым отреагировал Евгений.
– Я тебе и без бат-тарейки что хочешь заряжу! – Он страшно ухмыльнулся половиной лица и вытянул вперед указательный палец. Я кожей почувствовал нарастающее в кабинке напряжение.
– Погоди. – Я отмахнулся от него и обратился к тому, кто меня больше всего интересовал: – Игорь!
– Не-ет, – Мальчик медленно помотал головой и испуганно попятился, что было не так-то просто в условиях кабинной тесноты. – Я не отдам.
– Игорь, – с нажимом повторил я. – Это не просьба. Выбора нет.
– Не отдам!
Его лицо побледнело. Мальчик прижал ладонь к груди в том месте, где до сих пор слаженно бились два сердца, человеческое и электронное. Я собирался прямо сейчас остановить одно из них. Хотя мне очень, очень не хотелось этого делать.
– Так… У кого
– Нету, – ответил за всех Петрович. – Кабы раньше знать…
Ларин положил руку на плечо мальчика, но тут же убрал ее, получив заряд статического электричества, и неловко попытался утешить.
– Сейчас это не больно. Он же спит.
– Паша-Пашенька, ты уверен, что это необходимо? – негромко спросила Лида.
– Да, – ответил я. – К сожалению.
– Нет! – Игорек почти кричал. Он втянул голову в плечи и вжался спиной в фанерную стенку. В этот миг он казался мне совсем чужим.
– Пожалуйста, не заставляйте меня…
– У него там клапан, что ли? – подал голос Савельев. Возможно, он хотел, чтобы это прозвучало небрежно, но округлившиеся глаза рядового выдавали истинное отношение к происходящему.
– Какой к-клапан? – не понял Женя.
– Ну, сердечный. На батарейках.
– Придурок! – прокомментировал Петрович и снова уставился за окно. Только цЕпочка в его руках натянулась еще сильнее.
– Нет, – ответил Ларин рядовому. – Просто такая игра. Электронная.
После этих слов мальчик заплакал.
– Тогда какие проблемы? – В голосе Савельева слышалось искреннее недоумение.
И вправду, какие проблемы?
Только одна: в заблестевших глазах Игорька я вижу свое отражение. И оно мне не нравится.
Что поделаешь… Человеку свойственно узнавать свое отражение в чем угодно: и в глазах девятилетнего мальчика, и в поверхности грязной лужи. Человек остается собой независимо от свойств отражающей поверхности. Игорек еще поймет это, когда вырастет.
– Игорь, пожалуйста, – попросил я. – Нам не справиться без твоей помощи, понимаешь. Не только нам… У тебя ведь тоже наверху кто-то остался. Одноклассники, друзья во дворе, родители, наконец. Мать, отец…
Я говорил и в то же время не мог избавиться от чувства, что все сказанное не имеет смысла. Барьер, воздвигшийся между мной и Игорьком, не относился к разряду тех, которые можно преодолеть хитростью или откровенностью. Нет, такие барьеры можно только пробивать. И я попытался:
– Точнее, полтора отца.
И это подействовало.
– Подавись!.. тесь!.. – закричал мальчик. – Все вы!..
Он швырнул мне с нежностью маленький оранжевый овал – клянусь, я раньше не подозревал, что можно швырнуть что-то с нежностью, но сейчас это выглядело именно так – и выбежал из кабины.
– Только, ради бога, без глупостей, – крикнул я ему вслед.
– Я тоже… – прошептала Лида и попыталась протиснуться мимо меня к выходу, но я не пустил.
– Пожалуйста. – Я посмотрел ей в глаза. – Не надо.
– А не лучше было бы просто отобрать? – спросил Ларин.
– Не знаю… Может быть…
Мне не хотелось думать. У меня и без того никак не получалось выцарапать батарейку из игрушки.
– Давай я, – предложила Лида, и я в очередной раз убедился, что женские ногти – средство не только эффектное, но и эффективное.
«Вот так, – подумал я, глядя на окончательно посеревший экран. – Кто-то обречен на память, а мамонты – на вымирание…»
– Я все-таки схожу к нему, – сказала Лида. – Только отдам ему вот это. – Она указала на опустевший домик виртуального мамонтенка.
– Хорошо.
Она действительно вскоре вернулась, уже без игрушки.
– Как он?
– Плачет.
– Это к лучшему, – промолвил Петрович.
Батарейка вошла в отделение нейтринного телефона как патрон в патронник. Уже через несколько секунд я слышал в трубке длинные гудки. Полтора гудка, если быть точным. На этот раз Валерьев ответил на вызов намного быстрее.
– Это ты, Павел? Слава богу!
И куда только подевались его спокойствие и уверенность в себе?
– Что, сверхзвуковая дрезина уже спешит к нам на помощь? – поинтересовался я.
– Увы, нет. Здесь нет и никогда не было сверхзвуковых дрезин. Сверхсветовых тоже. И вообще никаких транспортных средств быстрее шестидесяти километров в час. Они не вписались бы в антураж. Выбор простой: или ограничить скорость, или рельсы не выдержали бы еще лет двадцать назад. Не забывай про главный принцип: непротиворечивость внутренней логике.
– И что, ничего нельзя было придумать?
– Попробуй!
Я пробовал секунды три.
– А аппарат нейтринной связи, значит, логике не противоречит?
– Нет. Он существует постольку, поскольку я смог объяснить тебе его принцип действия. Пусть не совсем достоверно, но правдоподобно. Ты же поверил?
– Может быть. Так вы знаете какой-нибудь способ вывести нас отсюда за минимальное время?
– Не уверен. Когда я моделировал эту реальность, я не предполагал, что возникнет необходимость в средствах быстрой эвакуации.
– Покороче! – Я посмотрел на часы. Двоеточие на них мигало пока еще крайне редко, но уже заметно для глаз. Оно напоминало сердцебиение больного, медленно, но верно выходящего из комы.
– Короче, лейтмотивом через всю спиральную ветку проходит вертикальный грузовой лифт, – сказал Валерьев. – Но он дрезинного типа, то есть, на ручной тяге.
Я подвел черту:
– То есть, на нем нам тоже не успеть.
– Да, наверное.
– Тогда зачем вы про него рассказали?
– Не знаю. Я честно пытаюсь вспомнить все способы отхода.
– Ладно. Еще что-нибудь?
