Бедная Жаклин, ты ли это?
Меня так испугал ее новый облик, что я прятался, стоило ей появиться в холле «Термаля».
Однажды встречи избежать не удалось.
Я сидел в лечебном павильоне в ожидании грязевой процедуры, когда с талончиком явилась она. Нас разделяло два стула, но это расстояние было больше вечности.
К счастью, она меня не узнала. А может, это была не она?
Подошла ее подруга. Они стали обсуждать проблемы здоровья на французском языке.
Мужчины-арабы сидели в «Термале» безвылазно, проводили время в болтовне, в клубах дыма. В рассуждениях — где лучше обменять деньги. А при возможности — потрахаться на дармовщину. И где в Европе дешевле купить мобильник «Айфон». Ржали, курили, и это длилось часами.
«Тоска, тоска, тоска… Арабы не меняются в последние века», — подумал я. У них нет драйва, нет мобилизации воли и целеустремленности. Они все еще пребывают в спячке. Да, Насер и Ясир Арафат были просто гении. Это — их Ленины.
Проклятая неизменность бытия! Египет особенно показателен — царство бюрократии со времен фараонов, государство полицейских, ленивых интеллигентов и покорных низов.
Вспомнил арестованных бомжей на площади Тахрир, мрачные тюрьмы-калабуши, где бьют палками по пяткам, насилуют и издеваются, кормят похлебкой с тараканами. А домашнее рабство женщин? Непрерывные роды, бесправные девочки, которым делают тагмиль. И — несмотря на ужас бытия — вечно сияющая улыбка феллахов — под сигарету и глоток горячего чая.
Что уж говорить про Россию! Здесь антропологический кластер еще жестче, еще безнадежней. И ничего изменить нельзя. Коррупция, бесправие, бедность.
Так что же делать?
Наверное, прислушаться к прописной истине: не верь, не бойся, не проси! Жить по своему закону. Не верить книгам и проповедникам. Верить собственному экзистенциальному чутью и опыту классовой борьбы. А если что-то и брать из книг, то перепроверять.
Доверие — главная проблема современности. Нас так долго и последовательно обманывали, что правда стала труднодоступной. Сегодня лживы почти все системы представлений. Все понятия — надуманны.
Мы должны действовать так, будто раньше ничего не было. Заново изобрести мир. Отсечь исторические и семейные кармы и грузы. Выбраться из-под завалов.
Наверное, в этом и была одна из главных идей христианства, а потом ислама — преобразиться, стать новым человеком.
ПРОЩАНИЕ С КАИРОМ
(февраль 72-го)
Каир начала 71-го был светлым, солнечным. А под конец командировки год спустя все было шквалистым, пасмурным и даже дождливым. И что вовсе необычно для Египта, затопило дорогу, которая вела из Наср-сити в «Гюши». Машины застряли по всей окружной дороге, стало размывать постройки на старом кладбище, где селилась беднота.
Друг Саша уехал 20 января 72-го, а я оставался в Каире еще месяц. Под порывами ветра бродил в переулках Гелиополиса, подолгу торчал у букинистов, купил Стайнера «Достоевский или Толстой». Думал, что ждет меня в Москве.
Перед отъездом из Каира купил египетские замшевые коричневые ботинки за два с половиной фунта, синие дешевые джинсы «Клонарис» за четыре или пять фунтов, джинсовую куртку, тоже «Клонарис», и почувствовал себя упакованным. Для информации: «Клонарис» — ливанская подделка американских джинсов, дешевка. Настоящие замшевые английские ботинки стоили в Каире двадцать фунтов, почти как «Сейко». Про настоящие «Левисы» и говорить не приходилось. Купил полдюжины белых трусов: в Москве продавались лишь семейные.
Но главным приобретением стал духовой пистолет, из которого я расстрелял пластинки в музыкальной лавке Гелиополиса. Пробовал стрелять по голубям на крыше Наср-сити — с сомнительным успехом: эти твари постоянно увертывались.
В феврале 72-го чуть не взорвался, сжигая перед отъездом в ванной западную прессу. По недосмотру обложил кипами газет здоровенный баллон с газом, которым нагревалась вода. Испугался, когда пламя взметнулось до потолка, убежал на балкон и там ждал взрыва, но обошлось. Вернулся: по всей квартире летали обгорелые обрывки газет. Баллон нагрелся, но выстоял.
На вылете, в каирском тэкс-фри шопе купил пластинки Ху, Хендрикса и «Роллинг Стоунз», спрятал в брючине духовой пистолет и нож с выпрыгивающим лезвием. Тогда это прокатывало!
ЕЩЕ О КАИРЕ
(последняя страничка из дневника 72-го)
Февраль. В Каире меняется погода. По ночам свистят ветра, правда, теплые. По утрам сыро: обильная роса и туман, который солнце разгоняет за час.
Днем пью чай на балконе, перед глазами — бескрайняя пустыня. В руках — западный журнал или книга.
Далеко к горизонту уходит зеленая полоса, стиснутая с двух сторон песками. Где-то за горизонтом она переходит в дельту и впадает вместе с Нилом в Средиземное море.
Ночью вижу все тот же яркий небосвод, яркость которого, однако, сильно преувеличена поэтами и путешественниками.
Мои покупательные способности — сорок фунтов, или около ста сертификатов в месяц. Это не так много, но и не так мало.
Перед отлетом проверил список подарков — родственникам и друзьям. Остался доволен.
Вот этот список.
Отцу — египетскую пижаму (от кожаного пиджака он отказался).
Матери — золотой набор с александритом, а также серебряный с бирюзой.
Бабушке — золотую монету на зубы.
Брату — недорогие швейцарские часы.
Девушкам — золотые сережки.
У засушенного крокодила, которого привез из Асуана, нашел в пасти гусеницу, решил с ним расстаться. Выбросил в пустыню с девятого этажа. От нечего делать пошел плавать.
В бассейне Гелиополиса зимой мало народу, вода чистая и прохладная. На лужайке сидят несколько стариков из местной аристократии, занимаются йогой. Худые дряблые тела. Закладывают ногу за голову, болтают чушь по-французски.
Я лениво понырял, потом полистал журнал. Без друзей-переводчиков здесь скучно.
С опаской думаю о проблемах, которые ждут меня в Москве.
Иду в кино.
В каждом кинотеатре есть партер — дешевые места, где плюют, горланят, кладут ноги на стулья. Балкон дороже и публика воспитанней. А еще лучше ложа, которую мы обычно занимали с Сашей. Пока пили бренди «Дюжарден», разносчики приносили арахис (фуль судани). В паузах между фильмами идет занудная реклама стирального порошка «Рапсо».
У египтян все то же беззаботное настроение — с резкими перепадами от брани к лобзанию. Уже привык к местным аксакалам в галабиях, скрюченным калекам-нищим и спесивым усатым рожам в «Мерседесах».
Короче, мне надоело нилиться. Пора в Москву.
