Сбор досье на Лютого было решено начать с главного — изучения биографических данных. Увы, тут Петруху ждало разочарование: удивительно, но в документах МУРа, РУОПа и ГУИНа, к которым он имел доступ, о Нечаеве Максиме Александровиче не было никакой информации. А ведь этот человек в свое время был осужден по серьезной 77–й статье, то есть за бандитизм!
Петров сменил тактику — всю последующую неделю он колесил по московским архивам.
Российский человек затеряться не может. Уже само его появление на свет фиксируется в архиве загса, о чем выдается соответствующий документ. Дальше — больше: прописка, медицинская карточка в поликлинике, заявления на получение документов, удостоверяющих личность, поступление в техникумы и вузы, воинский учет, а главное — анкета: если человек хоть неделю, хоть день проработал в государственном учреждении, на него обязательно заведут личное дело. Анкету положено заполнять самолично, чтобы потом заполнявший не мог отвертеться от уголовной ответственности за сообщение заведомо ложных сведений.
В архиве загса Краснопресненского района Москвы Петров отыскал первые нити: регистрацию брака между гр. Нечаевым М. А. и Наровчатовой М. В. Там же была обнаружена копия свидетельства о рождении Нечаева Павла Максимовича и копии свидетельств о смерти жены и сына.
Эти нити дали возможность проследить последующее, и новые открытия неприятно поразили Вадима Андреевича. Оказывается, несомненный лидер сабуровских бандитов Лютый закончил не что иное, как Высшую Краснознаменную школу КГБ, а затем довольно долго подвизался во 2–м главном управлении КГБ, занимаясь в основном контрразведывательной деятельностью. Затем увольнение из органов в запас «за поступки, несовместимые с моральным обликом советского чекиста». Потом следы Нечаева почему?то терялись.
Чем он занимался дальнейшие пять лет, где жил, с кем сотрудничал — непонятно, но получалось, что всего полгода назад Лютый словно выплыл из небытия, чтобы встать во главе организованной преступной группировки.
Как это получилось?
Сколько ни задавал себе этот вопрос Вадим Андреевич, ответить на него так и не смог. Нет, в том, что Нечаев оказался бывшим кадровым офицером спецслужб, не было ничего необычного. Вон сколько уволенных в резерв кагэбэшников да гэрэушников стекаются под знамена солнцевских, измайловских да подольских авторитетов, и это давно уже никого не удивляет. Настораживало другое: в отличие от Петрова, который не скрывал своего «комитетского» прошлого, Лютый никогда о нем даже не заикался.
И это, естественно, наводило на подозрения.
Петров начал наблюдение за Нечаевым лишь после того, как выяснил через архивы все, что только было возможно. Несомненный профессионализм главаря группировки, неожиданно оказавшегося недавним коллегой, предполагал работу грамотную, аккуратную и чистую, и Вадим Андреевич мобилизовал все свои способности и навыки.
Установить миниатюрный радиомаяк в джип Лютого не составляло большого труда — теперь все передвижения «объекта» по столице фиксировались с достаточной точностью. Звуковые сканеры, способные прослушивать как обыкновенные телефонные переговоры, так и мобильные, позволяли быть в курсе ближайших планов Нечаева. И теперь составление досье перешло к решающему этапу: сбору информации обо всех контактах Максима Александровича.
Был у Петрухи один несомненный плюс: когда его принимали в группировку по рекомендации еще одного бывшего сотрудника «семерки», уже подвизавшегося в рядах сабуровских, Лютый был в отъезде, и обязательное собеседование проводил Кактус. Теперь он был формально представлен главарю — таков уж установленный Лютым порядок, — но хитрый Кактус предусмотрительно умолчал об особенностях бывшей службы и высокой квалификации новичка. Поэтому Петруха не вызвал у Максима никакого интереса и по принятой в группировке иерархии остался под началом Кактуса. Кроме того, Максим интуитивно избегал в своем новом качестве лидера группировки лишних контактов с бывшими коллегами, даже в случае их вступления в банду. Петруха, по виду неприметный и безобидный «топтун», был для Лютого одним из многих, и потому оставалась надежда, что Максим не запомнил эту серенькую, ничем не примечательную личность.
Огромный «Шевроле–Блейзер» медленно плыл в потоке автомобилей по Кутузовскому проспекту. Соседние машины испуганно шарахались в сторону, уступая дорогу, — ни у кого даже и мысли не было подрезать тяжелый джип. И не потому, что столкновение с этой чудовищной, напоминающей танк машиной не сулило бы автовладельцам ничего хорошего. Тонированные антрацитно–черные стекла, никелированный кенгурятник, отливающий холодным серебром, вызывающе высокий прут антенны, уверенная манера езды — все это косвенно свидетельствовало о том, что машина может принадлежать криминальному лидеру.
За рулем действительно сидел лидер сабуровских, сам Лютый. Теперь Максим походил на типичного авторитета новой формации даже внешне: модная стрижка «бобрик», дорогой кашемировый пиджак, огромная цепь червонного золота на шее. Не вязался с этим обликом только взгляд серых глаз, окруженных сетью мелких морщинок: такой взгляд, точный, строгий и чуточку печальный, бывает у людей, которым приходится подолгу пристально вглядываться вдаль.
Свернув с Кутузовского на неширокую улицу, Лютый проехал несколько кварталов, закатил в проходной двор и остановился у стареньких потрепанных грязно–белого цвета «Жигулей». Дальнейшие действия Нечаева отличались продуманностью и быстротой: выйдя из «Шевроле–Блейзера», он тут же пересел в «Жигули» и, проследовав в соседний двор, быстро переоделся, не выходя из машины. Свернутый кашемировый пиджак уместился в спортивной сумке, а вместо него на плечах Максима появилась потертая джинсовая куртка. Темный парик, накладные усики и очки в роговой оправе до неузнаваемости изменили его облик. Еще минута, и «Жигули», скрипя подвеской, выкатили на противоположную улицу.
Спустя час неприметная машина ехала в сторону Рязанского шоссе. Обладатель накладных усиков то и дело посматривал на часы: через сорок минут у него была запланирована встреча с Прокурором.
Когда Максим подъехал, машина Прокурора уже стояла на месте встречи, и Нечаев вышел из своих «Жигулей».
Замечательно выглядите, Максим Александрович! — Высокопоставленный кремлевский чиновник, выйдя из салона правительственного лимузина, с чувством пожал Нечаеву руку и улыбнулся.
Лютый пожал плечами:
Сами понимаете, конспирация.
Удачно, удачно, — усмехнулся Прокурор, — но при желании вас все равно можно узнать.
Понимаю, — вздохнул Максим, — мимика, жесты, ритм движения. Чтобы все это изменить, следует серьезно заниматься собой. А у меня времени на это нет.
Не удивительно…
Их встреча происходила на небольшой площадке–отстойнике рядом с оживленной трассой. Мимо со свистом проносились малолитражки, тяжело катили переполненные пригородные автобусы, тяжеловесные фуры междугородных перевозок, и субтильные деревца на обочинах пригибались от вздымаемых потоков воздуха.
Прокурор, достав сигаретную пачку, зашелестел целлофаном обертки и, прежде чем закурить самому, предусмотрительно протянул сигареты Максиму.
Прошу.
Спасибо. — Максим закурил и тут же поймал себя на мысли, что никогда прежде не угощался сигаретами этого человека. Это могло означать, что Прокурор стал ему доверять больше, чем прежде.
Ну, рассказывайте, что у вас нового, — произнес руководитель совсекретной структуры КР, — покушений больше не было?
Нет.
Думаю, и не будет.
Почему?
Прокурор неторопливо снял очки, извлек из кармана белоснежный носовой платок, долго протирал линзы, словно находя в этом занятии непонятное удовольствие.
Лютый смотрел на собеседника вопросительно, не мигая, тот видел это, но не спешил с ответом.
Почему вы так думаете? — повторил Нечаев с нажимом.
