Последний вервольф

или клуб или еще куда-нибудь. Спи днем. И если можешь, с кем-нибудь в доме, но только с тем, кого хорошо знаешь.

Теперь мы уже, забыв об осторожности, смотрели друг на друга не отрываясь. Я чувствовал, что wulf[30] сплачивал нас, такой же жуткий и волнительный, как обильное кровоизлияние на белый кафельный пол. Но кроме него, был и другой — человек, и это удивляло нас обоих. В нашем веке это просто неприличный анахронизм. Я вдруг представил, как Грейнер, Эллис и их вооруженная до зубов банда окружают нас и хохочут.

— Тебе и правда лучше бы приехать за мной, — тихо сказала она.

Сохранить самообладание ей не удалось. Я чувствовал: отчаяние поджидало ее за углом. Густые ресницы и мушка над уголком губ были самыми соблазнительными акцентами на ее лице.

— Я приеду.

— Обещай мне.

— Обещаю.

— Это безумие… Я еще столько не знаю… Я ничего не знаю.

— Я расскажу все, что знаю сам, это не так уж много.

— Ты позвонишь через полчаса?

— Верь мне.

Взгляды снова встретились.

— Ты знаешь, что верю.

Такие моменты — словно малюсенькие шестеренки; щелчок, и винтики задвигались, и вот ты уже говоришь: «Верь мне», — а она отвечает: «Ты знаешь, что верю». Теперь, когда если и то связали нас намертво, нам предстояло одно щекотливое событие, вернее даже два: соединиться друг с другом как люди и…

Я понимал, что это невозможно обсуждать, что это останется не слетевшим с губ, прямо в сердце. Оно послало намек на себя самого из будущего и поставило печати нам на губы. Они дождутся следующего полнолуния, сказал я, и мы переглянулись, шкурой почувствовав, что ничто, ничто не сравнится с…

Но не стоило думать об этом сейчас.

— Я правда не хочу, чтобы ты уходил, — сказала она.

— Я правда не хочу уходить.

37

Но я все же ушел. Я взял такси от «Хитроу», заплатил 50 фунтов водителю (растафарианцу с дредами и в шапке размером с почтовый ящик), купив заодно и право пользоваться его мобильным. Машина, дурацкий «Мондео», пропахла ганжей и китайской едой.

Она ответила после первого гудка.

— Как ты себя чувствуешь?

— Больше не тошнит. Оба пошли за тобой.

— Отлично.

— Ты не можешь разговаривать открыто, да?

— Да.

— Я не выдержу. Ведь это три тысячи миль.

— Ты оглянуться не успеешь, как я приеду.

— Мы действительно последние? — спросила она.

— Раньше я думал, что я последний, но теперь появилась ты, так что я уже ни в чем не уверен.

Кроме того, что теперь, впервые за полвека, я наконец…

— Будто я наконец проснулась. А до этого словно…

Она вздохнула. Я представил, как она стиснула зубы, закрыла глаза, успокаивая себя.

— Ты знаешь, что это такое? — наконец спросила она. — Как это так получилось? Это реально?

Это — Проклятье. Это значило Быть Оборотнем. Как это так получилось? Это замысел Бога или дьявола, или НЛО, или здесь постаралась магия вуду, или Провидение, или жизнь после смерти? В этом вопросе чувствовался ее страх, ее надежда и глубокое подозрение, что все не так просто.

— Это реальней, чем все остальное, — ответил я. — Мы здесь, и мы то, что мы есть. Ты ведь читала сказки.

Я подумал, что дневник Квинна может подождать. Для нее на сегодня довольно ошеломляющих фактов и без древней пустыни, бешеных псов и горы трупов. И потом, водитель мог услышать. Он не был ни лакеем вампиров, ни агентом ВОКСа, только если их агенты удивительно продвинулись в искусстве маскировки за последние дни, но я все равно не хотел, чтобы ему было что рассказать, если начнут спрашивать. Так что я собирался заплатить еще кучу денег за мобильный или наплевать на все и навлечь на себя опасность. Сейчас у меня есть вещи поважнее, чем обкуренный таксист с бешеным воображением.

— Я бы хотел посвятить тебя в страшную тайну, — сказал я. — Но к сожалению, ее просто не существует.

— Я так и думала, что ты так ответишь, — сказала она.

Очевидно, она уже справилась с первой ударной волной: с встречей со мной, с подтверждением реальности того мира, в котором она оказалась девять месяцев назад, с животным влечением. Она освоилась быстро — с той скоростью, с какой современные люди на Манхэттене привыкают ко всему новому. Теперь во фразе «Я так и думала, что ты так ответишь» чувствовалась ее уверенная и искушенная личность, которая всегда проявляется после того, как отмирает первый короткий и ошеломляющий шок. Теперь в ней чувствовалась уверенность, что произошедшее — начало невероятной любовной связи. Она уже была готова иронизировать, быть игривой и любопытной. Она уже оценивала происходящее трезвым умом. Из нас двоих лишь я один внутренне аплодировал, широко улыбался и скакал от счастья. Я был готов благодарить Господа. Все во мне перевернулось, устремилось вверх, затрепетало.

— О тебе кто-нибудь знает? — спросила она. — Я имею в виду, кроме вампиров и агентов.

— Нет, больше никто. А о тебе?

— Нет. Мой отец этого бы не вынес. Я бы не смогла ему рассказать.

— Понимаю. Не беспокойся. Все будет хорошо.

— Ты ведь приедешь за мной, да?

— Ты могла бы и не спрашивать.

— Повтори мой адрес.

— Лучше не стоит. Поверь, я запомнил.

Тем временем такси притормозило у развязки. Загорелся зеленый, и мы повернули. Начался дождь. Если кровосос летит за нами по воздуху, ему должно быть холодно и мокро.

— Я все же не понимаю, зачем мне лететь, — сказала она. — Я могла бы снять номер где-нибудь в гостинице поблизости.

— Эта страна слишком маленькая. Верь мне. Я уже очень долго этим занимаюсь.

— Насколько долго?

— Лучше не стоит об этом сейчас.

— Ты очень старый, да?

— Да.

Пауза. Она только теперь задумалась, что могли означать мои ответы. Без них существование было бы лишь бледной тенью. Но с ними быть оборотнем — значит принять осознанное решение.

— Как долго я буду жить?