греби как можно сильнее. Ты почувствуешь, что волна сама поднимает тебя. Если пойдешь ко дну, группируйся и доходи до дна, рифы могут...
— Да знаю я.
— Эй, девчонки, — подзадорил их Скотт, — хватит базарить, пошли с нами...
Джим лег на живот и греб изо всех сил к разбивающимся волнам. Все трое оседлали двадцатифутовик. Джим легко вскочил на ноги, но стал спускаться под слишком крутым углом и, не удержавшись, нырнул головой в воду. Разбивающаяся волна завертела его, словно в гигантской стиральной машине.
— Посмотрите на эту щепку! У меня бабушка и та лучше катается! — Барнс вышел на берег и втиснулся между Мэри и ее подружкой Кэрол Энн.
— Вот ты и показал бы, как это делается, — сказала Кэрол Энн, надеясь, что Барнс отойдет от них.
Барнс посмотрел на нее, потом на Мэри:
— Покажу, но прокачусь не для тебя, Кэрол Энн, а только для Мэри! — Он схватил свою доску и вбежал в воду, как расшалившийся двенадцатилетний подросток.
Все пять серферов были уже в доброй полумиле от берега, на глубине девяносто футов.
Всего за семьдесят два часа мег атаковал восемнадцать китовых стад, убил и сожрал четырнадцать китов и смертельно ранил еще трех. Призывные вопли горбачей и серых китов непрестанно разносились далеко в океане. Стада начали менять направление, уклоняясь к западу, подальше от гавайских вод. На утро третьего дня там уже не было видно ни одного кита.
Мегалодон учуял уход добычи, но не стал преследовать ее. Он нашел для себя в прибрежных водах новые приманки. Легко проскользнув через термоклин — границу между прогреваемой солнцем водой и океанской глубиной, — он плыл, все время поворачивая морду. Вода, проходя через массивный конический нос, попадала в носовую капсулу, а ноздри направленного действия вынюхивали запахи по обе стороны головы. Это позволяло ему определять направление на индивидуальный запах. И к концу дня хищник вышел на запах человека в Вайалу-Бэй, у северного побережья Оаху.
— Куда к черту подевались волны? — завопил Барнс.
Пять серферов уже с четверть часа сидели на своих досках, солнце опускалось, и в воздухе похолодало. Зрители Барнса стали расходиться.
— Эй, кажется, подо мной прошла волна, — сказал Скотт.
— И подо мной, — подтвердил Зак.
Все пятеро легли на доски и стали отчаянно грести к берегу. Пристроившись позади Джима, Барнс схватился за веревку его доски и, резко дернув ее, вышел вперед. Четверо подхватили тридцатифутовую волну и оставили Джима позади.
— Проклятие! Я его ненавижу! — Джим выпрямился и отгреб назад, чтобы приготовиться к следующей волне.
Впереди, в шестидесяти ярдах, вдруг поднялся огромный, как гора, спинной плавник и снова исчез под водой.
— О дерьмо! — прошептал Джим и, подтянув ноги на доску, застыл в оцепенении.
Из прибоя, словно взрыв, прямо на серферов вылетела верхняя часть огромной туши. Но Зак, Райан и Скотт не замечали, что происходило позади них.
Не успел Барнс развернуться, как перед ним, словно ниоткуда, выросла огромная белая стена, не оставив ни времени, ни пространства для маневрирования. Волна вынесла его доску прямо на пятифутовые жабры, а сам Барнс лицом и грудью врезался в возвышающуюся массу. От удара он отскочил назад в разбивающуюся волну, которая бросила его на коралловый риф уже почти без сознания.
Ослабевший и оглушенный, Барнс все-таки выплыл на поверхность. Доска еще была привязана веревкой к лодыжке, и он ухватился за нее обеими руками. Из сломанного носа текла кровь. Грудь нестерпимо пекло. Барнс еле слышным шепотом выругался и поискал глазами неосторожную, как ему показалось, яхту, о которую он ударился.
«Убью эту дырку от задницы», — пробормотал он.
Он попытался влезть на доску, но бессильно повалился обратно в воду. У него было сломано по крайней мере два ребра; хуже всего была боль в груди. Посмотрев на себя, он с ужасом увидел, что почти вся кожа содрана и обнажилось мясо.
«Ах, дерьмо дело», — еле слышно прошептал Барнс и увидел еще одну волну, быстро набегавшую от темнеющего красного горизонта. Он осторожно, дюйм за дюймом, подтянулся на доску, упираясь в нее локтями и коленями.
За несколько секунд до того, как двадцатипятифутовая волна нагнала серфера, из темной воды поднялась девятифутовая пасть и заглотила Барнса вместе с его доской, подняв их на двадцать футов в воздух. Чудовище захлопнуло челюсти, подобно стальному медвежьему капкану, развивая давление более сорока тысяч фунтов на квадратный дюйм. Потом помотало из стороны в сторону головой, разрывая еще висевшее на его челюстях тело. В воду посыпались тысячи кусков розового мяса и фибергласовых осколков. Потом все исчезло.
Бухта наполнилась пронзительными криками ужаса. Почти все из еще оставшихся купальщиков и зевак видели нападение. Десятки людей стояли у края воды, вглядываясь в надвигающуюся темноту. Райан, Скотт и Зак уже шли через прибой к вопящей толпе.
— Что это с ними? — спросил, недоумевая, Скотт.
— Они хотят посмотреть на нас еще раз, — засмеялся Райан.
— Да нет же, вы, дырки от задницы. Это нас зовут. Эй, а где же Джим?
Не утолив голода, хищница кружила около кровавого пятна, скрежеща зубами и стараясь обнаружить вокруг хоть какие-нибудь вибрации. Под ее толстой кожей вдоль всего тела проходил канал, верхняя часть которого была снабжена чувствительными элементами — рецепторами. Слизистая оболочка нижней части канала передавала к ним вибрации воды, позволяя хищнику как бы «обозревать» благодаря эхолокации окружающее пространство.
Джим Ричарде дрожал от холода и леденящего страха. Он все видел, и теперь ему оставалось только смотреть, как чудовище кружит в тридцати ярдах от него. Он делал глубокие вдохи, чтобы удержать подступающую тошноту. До линии волнолома оставалось еще добрых десять ярдов, но Джим боялся грести к ней. Он знал из телепередачи «Канал открытий», что малейшее движение привлекает акул, и оглядывался во все стороны. Но ни спасательных катеров, ни вертолетов нигде не было видно.
Джим осторожно отцепил веревку от щиколотки. И все-таки это огромное белое как будто учуяло его неслышное движение. Возвышающийся белый спинной плавник заскользил вперед! Джим похолодел от ужаса, стараясь не шевельнуть ни единым мускулом, но, посмотрев вниз, увидел, как его доска бьется по воде.
Мегалодон всплыл, разрезая воду своим шестифутовым спинным плавником. Одна только масса движущегося мега создавала втягивающее течение, которое раскачивало доску и серфера на целых десять футов и влекло их обратно в море. Полумесяц хвостового плавника, поднявшийся выше головы Джима, проскочил всего в нескольких дюймах от его лица.
Он почувствовал, как что-то приподнимает его, сердце бешено заколотилось от одной только мысли о кровавой пасти и многорядных зубах. Но акула почему-то проплыла мимо. Уже накатывали новые волны. Первая подняла под ним доску и толкнула ее на шесть футов вперед. До линии волнолома оставалось еще не меньше пятнадцати футов и тридцать до чудовища позади.
Сейчас или никогда... Джим осторожно лег на живот и попробовал грести. Еще десять футов, но второй волны не было. Он оглянулся, и сердце его выпрыгнуло из груди. Почувствовав новые вибрации, чудовище сделало поворот, разрезав носом воду на пятнадцать футов позади себя.
Уже ни о чем не думая, Джим уперся лицом в доску, прижал пятки к внешним краям и стал яростно грести обеими руками. Когда волна подхватила доску, он ощутил прикосновение зубов к ступням. Рванувшись вперед, прямо из разинутой пасти, он поднялся на гребень волны и нырнул в темноту. Правой рукой он ухватился снизу за доску, слетевшую вниз по тридцатифутовой волне. Рука дернулась и ударила по водяной стене, отбросив назад фонтан пены.
Мегалодону оставался какой-нибудь фут до жертвы, когда он ощутил вибрации от удара руки, и это побудило его изменить угол атаки. Поднявшись из-под волны, он кинулся на гребень как раз в тот момент, когда серфер преодолевал обратное течение.
