Командуй!»
— Разрешите приступить к исполнению своих обязанностей, мой генерал?
Исен Дин-Хадар, председатель Амирата, сын и продолжатель дела Великого Оакима, погиб, когда возвращался с научного форума, проходившего в одной из стран Торгового Союза. При посадке на площадку космопорта шлюпка потеряла управление, врезалась в один из топливных складов и взорвалась. Не выжил никто. В стране был объявлен десятидневный траур.
Сразу же было назначено экстренное заседание Амирата, призванное решить самый главный вопрос — о власти. Завещания Исен так и не оставил. Но в его отсутствие обязанности главы государства исполнял Кемир Дин-Хадар. Кроме того, Кемир был старшим сыном и, по существующим законам о наследовании, он становился преемником отца в его делах, если иное не объявлено в завещании. А завещания не было… Казалось бы, всё ясно, Кемир должен занять место отца. Однако, весьма значительная часть Амирата высказалась за то, чтобы подождать с утверждением Кемира на должность председателя. Сомневающиеся требовали расследования по факту гибели Исена.
Действительно, в этом деле было слишком много вопросов. Катастроф, даже мелких, в космопорте не случалось лет десять, техника безопасности там была на высоте. Кроме того, межпланетный транспорт Элпис считался одним из лучших в цивилизованном мире. Пилоты (мастерство которых тоже ни у кого не вызывало сомнений) не сообщали о каких-либо неполадках, а техники не один раз тщательно проверили все механизмы — ведь не кто-нибудь летел, а сам глава государства.
Конечно, официальная версия, которую объявили гражданам Элпис — «несчастный случай», причиной которого, якобы, стала неисправное состояние шлюпки. Сотрудники службы безопасности и техники, ответственные за проверку и обнаружение неполадок, были скоропалительно арестованы, осуждены и… казнены.
Но амирам, в отличие от простых граждан, нужна была полная ясность, в «несчастный случай» они не особенно верили. Подозрения о причастности спецслужб Торгового Союза также не подтвердились. Поэтому многие амиры требовали рассмотреть все обстоятельства — «дабы исключить моменты, которые могут бросить тень на уважаемый род Дин-Хадаров».
Кемир был категорически против любых расследований и разбирательств. Что только укрепило подозрения в его адрес.
А потом поползли слухи… Сначала их передавали шепотом и только в Верхнем Городе, но вскоре, уже не таясь, во всех районах столицы обсуждали, что, якобы, Исен Дин-Хадар решил не оставлять власть Кемиру, за что и поплатился жизнью. Народ охотно верил в эти сплетни — старший сын Исена был фигурой крайне непопулярной.
Сам же Кемир Дин-Хадар начал совершать одну ошибку за другой. Сначала он распорядился закрыть две новостные телепрограммы, где, как ему показалось, были высказаны намеки на несостоятельность официальной версии гибели Исена. Главные редакторы этих программ были арестованы. После этого многие посчитали, что Кемиру, и в самом деле, есть, что скрывать. А тот, не дожидаясь решения Амирата, объявил себя законным преемником Исена. И, как только истекли дни траура, назначил всенародный праздник по случаю своего вступления в должность. Что многими было расценено как неуважение к памяти Исена.
В большинстве своем граждане Элпис уже не сомневались, что Кемир — истинный виновник гибели своего отца, открыто возмущались его поведением и требовали призвать к ответу «того, кто не достоин носить фамилию Великого Оакима».
Таким образом, доверие к власти было окончательно утрачено, и обстановка в стране стремительно накалялась.
Он не зажигал свет. Сейчас лучше было посидеть в темноте, прикрыв глаза, привести мысли в порядок, разложить всё по полочкам аккуратными стопками… как привык… Чтобы вернуть, хотя бы, иллюзию спокойствия и благополучия.
События последних дней походили на стремительный водоворот, и Дани почти физически ощущал его затягивающее вращение… После смерти Исена…
… Дани Дин-Хадар, в отличие от своего дяди, повел себя в эти смутные дни спокойно и, по всем меркам, разумно. Он ничего не делал. То есть, он, конечно, занимался опытами в своей лаборатории, проводил запланированные операции, приходил на заседания Амирата. Но старался вести себя как можно тише и незаметнее, в шумные разбирательства не лез, права Кемира не оспаривал. Разумеется, сразу после гибели Исена они обсуждали происходящее с суфи Гару, пришли к выводу, что ситуация для Дани создалась крайне невыгодная и лучшим выходом сейчас будет — «не высовываться».
Вот Дани и не высовывался. К тому же, у него было плохое предчувствие. Конечно, любой из его окружения сказал бы, что предчувствия — это ерунда, антинаучная чушь, всё дело в нервном напряжении, в неблагоприятной обстановке. Да, обстановка действительно была препротивнейшая: за спиной Дани то и дело шептались, где бы он ни появился, все внимание сразу обращалось на него. И Кемир последнее время очень нехорошо на него смотрел — долгим тяжелым взглядом, словно Дани был в чем-то виноват…
Но это дурное предчувствие появилось задолго до гибели Исена. Может, сыграла свою роль та памятная поездка на Зоэ? Отвратительное место, что ни говори, странные люди… особенно, тот майор… Шоно… Вспоминая об этом человеке, Дани испытывал непонятное, не находящее разумных объяснений, беспокойство. А стереть из памяти этот досадный случай почему-то не получалось, злосчастный майор всё время лез в голову… точнее, не выходил из головы… Один раз Дани даже вскрикнул, столкнувшись в холле Дворца Софии с офицером охраны — высоким темноволосым майором… похож был, да, только глаза карие, а не зеленые… «Да что со мной?!» — подумал он тогда почти в отчаянии. Запланировал, было, визит к психиатру… потом перенес на день… потом на неделю… потом — отменил, в конце концов. Когда представил, что кто-то вторгнется в его мысли, желания, в самое сокровенное и тщательно оберегаемое… Нет, ни за что на свете! Пусть уж лучше эти странные галлюцинации…
Но ему хотелось с кем-то поделиться, и однажды он рассказал всё Эстэли. Ну, как всё… как курьез, забавный случай. Дескать, во время его визита на Зоэ один из офицеров обратился к нему, к самому амиру, так, словно это был вопрос жизни и смерти, не иначе. А оказалось — солдатам всего лишь нужна проститутка. Такой странный офицер… взгляд, как у дикого зверя… высокий, зеленоглазый… наверное, красивый даже, в своей среде, разумеется… Не правда ли, смешно, да?
Эстэли не смеялся. Не улыбнулся даже. Он, по своей любимой привычке, уселся у ног Дани, положил голову ему на колени…
— Что тебя больше мучает: то, что этот человек… этот майор, который тебе так понравился… что он оказался грубым солдафоном с низменными инстинктами? Или что ты отказал ему в его просьбе?
Дани почувствовал, что у него загорелись щеки. От возмущения, естественно. Этот дурачок Эстэли, что он вообразил?! Вечно у него мысли в одном направлении!
— Мучает?! С чего ты взял, что меня это мучает?! И… и он мне НЕ понравился!!!
— Тогда почему ты о нем столько думаешь? — с обидой в голосе проговорил Эстэли.
… Хороший вопрос — почему? Даже сейчас, когда Исен погиб, когда думать надо о… О чем? Руководитель государства теперь — Кемир… Когда Дани узнал об этом, сначала злость была, раздражение — ну вот, всё напрасно, всё старания, все жертвы — впустую… А потом… он испытал облегчение. Мысль о том, что теперь будет только любимая лаборатория, а по вечерам — яблоки с корицей и веселая болтовня Эстэли… мысль была на удивление приятной, как прикосновение шелка к коже… В этот момент Дани сделал одно очень важное открытие, не в науке — в себе. Оказывается, ему никогда… «вы слышите, суфи Гару, НИКОГДА!»… по-настоящему не хотелось управлять государством. Может, и к лучшему, что так всё обернулось. И для государства, и для самого Дани…
Только предчувствие нехорошее, тревожно, беспокойно… Грызет что-то изнутри…
… Когда суфи Гару сказал, что для разговора им нужно подняться на крышу, Дани чуть не рассмеялся: что за причуды у его наставника?
— Там меньше всего вероятность прослушивания, — объяснил суфи Гару.
И вид у него был весьма серьезный. Суровый даже. И глаза — красные, воспаленные. «Бедняга! Нужно объяснить ему, что я совершенно не переживаю, я даже рад, что эта борьба за власть, наконец,
