пригрозили: если, мол, староста пожалуется еще раз, Бобровники будут стерты с лица земли.
— Я в свое время говорил Пшищепке, чтобы они ликвидировали этого старосту.
— Не расправились с ним в свое время, вот он их и выдал, — вздохнул Антон.
— Их расстреляли?
— Тех, кого забрали? Конечно. Всех...
— А этот жив?
— Жив. Я понимаю, что ты имеешь в виду. Его можно убрать хоть сегодня, но тогда немцы сожгут деревню, а всех жителей расстреляют. А в деревне много женщин и малолетних детей.
Вырва ничего не ответил, только уселся возле стола и, обхватив голову ладонями, глубоко задумался. Антон тоже молчал, но через минуту, вспомнив что-то, добавил:
— В утешение скажу тебе, что тот мерзавец, который выдал наших в Хомонтовцах, уже на том свете. Партизаны так ловко убрали его, что жандармы до сих пор гадают, куда он делся.
— Получил по заслугам... Меня почему-то не оставляет предчувствие, что и нам грозит беда, будто нас окутывает невидимая сеть. Я много думаю об этом. Некоторые факты дают пищу для размышления...
Несмотря на то что гестапо удалось раскрыть дело под кодовым наименованием «Егерь», несмотря на то что агент гестапо уже был связан с Сибиряком и даже участвовал в некоторых его операциях, однако Вырва и его товарищи все еще находились на свободе. Никогда не было известно, где и в котором часу агент встретится с Вырвой. Сибиряк назначал встречи с таким расчетом, что о взятии его живым не могло быть и речи. Агент при всей его пронырливости не мог, однако, добраться до конспиративных квартир разведчика. Агенту также не удалось установить, где собираются антифашисты, где работает рация, где печатаются листовки. Товарищей Сибиряка агент знал только по псевдонимам: Петр, Зигмунт, Михал. Большего, однако, о них он ничего не смог выяснить. Где они работают, где скрываются — оставалось для него загадкой. Таким образом, расставленная Шмидтом сеть имела изрядные дыры, через которые Вырва легко уходил. После продолжительного анализа операции «Егерь» Шмидт обнаружил слабые места разработанного раньше плана...
На город медленно опускались сумерки. Альфонс Шмидт, не зажигая света, приподнял занавеску и задумчиво смотрел на опустевшую к этому времени улицу. По ней лишь изредка торопился запоздалый прохожий, с опаской оглядываясь на хмурое здание. Стоя у окна, Шмидт размышлял над новым вариантом плана, который он разработал и начал сегодня реализовывать.
Из состояния задумчивости его вывел телефонный звонок. Подняв трубку, он молча выслушал чей-то доклад, затем закрыл окна плотными шторами, включил свет и сел за стол. Раздался стук в дверь. Прибыл гестаповец Сальден.
— Привез? — спросил Шмидт.
— Герр криминалькомиссар, приказ выполнен.
— Что сказал шеф разведшколы?
— Прочитал ваше письмо, расспросил подробности и выбрал наилучшего. Сказал, что этот человек в области слежки — артист...
— Не будем преувеличивать.
— Так точно!
— Языки знает?
— Знает. Русский, польский, довольно хорошо немецкий.
— Внешность?
— Ничем особо не примечательная.
— Интеллект?
— Пожалуй, средний.
— Проверен?
— Спецотдел разведшколы утверждает, что проверен.
— Хорошо. Я поговорю с ним, а ты пойдешь на Фабричную улицу. Там на конспиративной квартире ждет агент. Привезешь его сюда.
— Проводить его к вам?
— Нет. Пусть подождет в твоем кабинете. Я позвоню тебе.
— Слушаюсь!
Шмидт встал, погасил верхний свет, включил настольную лампу и направил ее свет на один из стульев. Спустя некоторое время Сальден привел к Шмидту человека, о котором они только что говорили. Это был мужчина среднего роста, лет тридцати, внешне ничем не примечателен. Движения его были спокойны: видимо, он хорошо владел собой. По его лицу и выражению глаз никто не смог бы сказать, что имеет дело с хитрым, пронырливым человеком. Шмидт некоторое время изучал его взглядом, затем кивнул Сальдену, что тот может выйти, а прибывшему указал на стул.
— Куришь? — спросил он, пододвигая к нему коробку с сигаретами.
— Курю.
Шмидт подал ему сигарету. Тот прикурил.
— Какой кличкой и номером ты пользовался до сих пор?
— Вейн А-147.
— С какого времени?
— Летом тысяча девятьсот сорокового года я работал на строительстве аэродрома в Бельск- Подляски. Там меня и завербовали.
— Кто?
— Фамилии не знаю. Он пользовался псевдонимом Баум.
— Абвер? — спросил Шмидт.
— Абвер, центр в Сулеювеке...
— Откуда тебе известно, что центр в Сулеювеке? — поинтересовался Шмидт.
— Этот центр называется «Валли», и руководит им полковник абвера Шмельслегер, — невозмутимо говорил агент. — Знаю об этом потому, что некоторые ваши люди, занимаясь такой деликатной работой, как разведка, иногда любят слишком много говорить.
— Рассказывай дальше...
— Я остался нераскрытым. Когда началась война с большевиками, контакт со мною был потерян. Затем меня разыскал какой-то майор под псевдонимом Штерн и направил в школу в Простках.
— Ты избрал слежку?
— Это мне больше всего по душе.
— Тебе известно, где ты сейчас находишься?
— Известно.
— Хочешь работать на нас?
— А что я буду иметь за это?
— Хорошо заработаешь. Только в нашему деле плата бывает разной...
— Как это понимать?
— Либо марками, либо... пулей.
Глаза агента сузились и внимательно уставились на Шмидта, скрытого тенью абажура от настольной лампы.
— Будешь иметь дело с хитрым, увертливым противником.
— Коммунистом? — спросил агент.
— Коммунистом. Этот диверсант-офицер — опытный разведчик и, судя по всему, меткий стрелок.
— Понимаю.
— Постоянно носит с собой оружие. Очень опасный тип. От нас тебе только одно задание — выследишь его. Как можно больше выявишь его личных контактов, явочных квартир, которые он посещает, и направлений, по которым выезжает поездом...
— Мелочь, — заметил агент, которому все больше нравилось задание.
— Ну-ну, только не просчитайся... Выполнять задание начнешь от...
