В одну из апрельских ночей 1945 года в этом бункере находились пять мужчин, рослых, спортивного вида, одетых в мундиры вермахта без знаков различия. Они сосредоточенно слушали, уставившись в приемник и ловя каждое слово передаваемой военной сводки. Наконец диктор закончил чтение текста, и тогда один из сидевших произнес словно сам себе:
— Итак, Кенигсберг пал и битва за Восточную Пруссию уже закончена...
— Ну и что из этого? — раздраженным голосом отозвался мужчина, самый старший по возрасту, очевидно, командир этих людей.
— Ничего, герр гауптштурмфюрер. Я просто так, — угрюмо ответил тот.
— Восточная Пруссия — это не вся империя. Таких крепостей, как Кенигсберг, у нашей родины еще тысячи. Русские поломают еще себе зубы! При форсировании Одера фюрер прикончит их своим новым оружием, и ход войны изменится. Восточная Пруссия снова будет нашей! — с пафосом произнес человек, называемый гауптштурмфюрером. — Важно, что наша операция идет как по маслу. Не думал я, что иваны такие наивные. Я был лучшего мнения об их контрразведке. Но, слава богу...
— Правильно. Хуже то, что трудно найти охотников сотрудничать с нами, — произнес кто-то из обитателей бункера.
— Но дела с разведкой у нас идут, — ответил гауптштурмфюрер. — Приказы наших начальников выполняем как надо. А эти русские, которые «таинственно исчезли» в пуще?.. Каждый убитый враг — это наш общий успех.
— Хорошо, герр гауптштурмфюрер, — вмешался в разговор другой житель лесного убежища, — а если враги с Востока и Запада победят нас, что тогда? Поймите меня правильно. Я сам из Кенигсберга. А это была неприступная крепость. Я знал ее форты и укрепления. Однако русские ее взяли, и быстро.
— Слушай, Ганс, если еще когда-нибудь ты повторишь такие слова, я расстреляю тебя за измену рейху! Понимаешь?!
— Яволь, герр гауптштурмфюрер! — вытянулся по стойке «смирно» незадачливый собеседник.
— Каждый из нас добровольно взялся за это задание. Эсэсовец не знает сомнений. Он знает одно: верность до конца и борьба до последнего патрона. И пусть каждый из вас запомнит это раз и навсегда. Я не хочу больше слушать болтовню на эту тему! — Он взглянул на часы. Приближалась полночь. — Как думаешь, Венцель, он придет сегодня? — обратился гауптштурмфюрер к одному из своих собеседников. — Вчера его не было, значит, сегодня обязательно придет. Он долго не хотел рисковать, но теперь, когда втерся в их доверие, осмелился прийти. Еще есть время.
— Тогда подождем.
Командир углубился в чтение каких-то бумаг, остальные стали играть в карты. Было уже далеко за полночь, когда в туннель, ведущий в бункер, влез тот, кого ждали.
— Хайль Гитлер! — поздоровался вошедший. В ответ послышались дружные приветствия.
Прибывший бросил на стол несколько пачек советских папирос, поставил бутылку коньяку и тяжело опустился на топчан.
— Я думал, что ты уже не придешь, — недовольно бросил командир.
— Нет, герр гауптштурмфюрер, я давно уже хотел прийти, но это было не так легко. Они мне во всем доверяют, однако надо быть бдительным. В их отделе тоже не бараны работают, надо на все обращать особое внимание.
— Хорошо, хорошо... А теперь докладывай.
— У них большая радость: Красная Армия заняла Кенигсберг...
— Я знаю об этом, — коротко отрезал главарь эсэсовской банды.
— Скоро начнется наступление на Берлин. Об этом много говорится в их отделе.
— Зубы они там поломают! А вообще ты сегодня только глупости говоришь! Ты же знаешь, что меня интересует: разведка, диверсии, «Вервольф», документы.
— Так точно. Кстати, завербовал в «Вервольф» нескольких новых...
— Надежные? — спросил главарь.
— Надежные, но все больше посматривают на Запад и ждут, когда союзники начнут драться между собой.
— Черт возьми! — возмутился шеф. — Большая политика — это дело не их, а фюрера... Ну а что с документами?
— Все документы, которые им удалось захватить в этом районе о работе абвера, СД, гестапо, СА и партии, держит у себя в сейфе полковник Губарин.
— Много таких материалов?
— Очень много. Наши отступающие части и учреждения больше думали о том, как унести свои ноги, а не о документах. Оставлено много ценных архивных материалов.
— Ты можешь проникнуть в этот сейф?
— Пока нет. Давно уже об этом подумываю, однако дело это непростое. Днем абсолютно исключено, потому что или полковник работает в своем кабинете, или же его адъютант находится рядом в приемной. Ночью же охрана всего здания усилена.
— Выходит, документы останутся в их руках? Понимаешь ли ты, как они нужны нам? Ты должен или захватить их, или уничтожить любой ценой... Ну а если нам ударить всей группой? Что ты скажешь о таком варианте?
— Гм, это можно было бы сделать, хотя, честно говоря, шансы на успех ничтожные. Думаю, русские не дадут захватить себя врасплох. Я планирую несколько другое...
— Что конкретно?
— Полковник Губарин часто работает вечерами. Я бываю у него. Пристрелю из бесшумного пистолета, затем подложу под сейф магнитную мину и...
— А сможешь уйти?
— Конечно. Я имею право входить в здание и выходить в любое время дня и ночи. Ведь я являюсь работником их отдела! — При этих словах он громко рассмеялся.
— Прекрасно! Слушай, Вальтер, ты уверен, что они действительно тебе доверяют?
— Данными на этот счет я не располагаю, но пока у меня не возникало никаких подозрений. Делаю все, чтобы не потерять у них доверия. Наилучшее впечатление на них произвел мой архив. Эти документы очень помогли мне войти в доверие. Боюсь там только одного человека, майора Ольшевского.
— Что это за тип?
— Это поляк, но служит у них, старый и опытный офицер контрразведки, опасная собака, которая охотится на немцев нашего профиля. Кажется, гестапо уничтожило его семью или что-то в этом роде. Но ничего, разделаюсь и с ним...
— Отрава?
— Возможно, но еще окончательно не решил. Я часто выезжаю с ним по районам. Может, что-нибудь там и придет мне в голову... Если не выполню своего плана по уничтожению документов, то сделаю другое: подорву все это гнездо. Для этого мне потребуются мины и зажигательные устройства. Часть этих вещей я возьму с собой уже сегодня, а все остальное доставит мне Венцель. А теперь слушайте меня внимательно. План мой заключается вот в чем...
«Одер форсирован! Продолжаются ожесточенные бой. Армии маршала Жукова неудержимо рвутся к Берлину...» — Радостным голосом диктор московского радио назвал города, взятые уже за Одером. Дальше он передал сводку о результатах боев, они были вдохновляющими.
— Итак, это начало конца! — бросил полковник Губарин. — Одно только жаль: так мечтал сам дойти до Берлина! Меня угнетает это сидение в тылу, в этом Гижицко.
— Мне тоже жаль, — с сожалением заметил майор Ольшевский. — Однако служба есть служба. Берлин будут брать другие. Важно, что возьмут. А теперь послушай, что поделывает наш «симпатичный» сотрудник. Сегодня ночью он исчез из Гижицко. Наблюдатели получили трудную задачу, но шли за ним буквально по пятам до самой Борецкой пущи. А потом он исчез. Темнота и бездорожье сыграли ему на руку. Но ребята все время караулили его. Возвратился он только поутру. Принес с собой небольшую сумку. Когда он шел в лес, ее у него не было.
— Что это может быть? — заинтересовался полковник.
