Окно выходит в белые деревья...

Я Зимнего не брал.
                                Не штурмовал рейхстаг.
Я — не из «коммуняк».
                                     Но глажу флаг и плачу.

22 июля 1992

Иркутск

ЗВОНОК НА КАЛИТКЕ

Сам по себе зазвонил мой звонок.
То ли соскучился, то ли промок,
то ли в грозу испугался под гром
без человеческих пальцев на нем.

Я заворочался, встал наконец.
Может быть, ждет за калиткой отец,
вдруг в одночасье собравшийся к нам
в шляпе с глазами грозы по краям.

Прыгнул я в молнии прямо с крыльца,
только я обнял грозу — не отца.
Но и гроза, грохоча под хмельком,
пахла его папиросным дымком.

Снова прилег, но звонок зазвонил.
Мне он сонливости не извинил
и, дребезжа, дребезжа, дребезжа,
всаживал в каждое ухо ежа.

Может, явились из разных семей
все мои пятеро сыновей.
Их нерожденную крошку сестру
ливень баюкал в руках на ветру.

Дети, отец ваш — дитя по уму.
Вы принесли бы игрушек ему.
И не пытайте, как дальше вам жить.
Стыдно, но нечего вам предложить.

Боже, какие сегодня звонки!
Звуки их ввинчиваются в позвонки.
Может, стоят, безнадежно звоня,
женщины все, что любили меня.

Может, умершие кореша
давят на кнопку, на помощь спеша,
чтобы не вздумал я даже в тоске
взглядом выискивать крюк в потолке.

Может, предавшие невзначай
ночью напрашиваются на чай,
а из карманов бутылки блестят —
лжепримирительный русский наш яд.

Может, стоишь за калиткою ты,
вся — из волнения и красоты,
будто бы молнией, как на холсте,
ты нарисована на темноте.

Сам по себе зазвонил мой звонок.
Значит, от смерти еще я далек,
если с дворнягой наперегонки
все же кидаюсь на эти звонки.

1993

ШЕСТИДЕСЯТНИКИ

Р. Рождественскому

Кто были мы,
                      шестидесятники?
На гребне вала пенного
в двадцатом веке,
                                как десантники
из двадцать первого.
И мы без лестниц