Но в петербуржце вдруг проступала боль крепостная, такая боль… Да, все мы русские — крепостные с цепями ржавыми на ногах своей помещицы — блажной России и подневольнее — когда в бегах. Георгий Викторович Адамович, мы уродились в такой стране, где тягу к бегу не остановишь, но приползаем — хотя б во сне. И, может, в этом свобода наша, что мы в неволе, как ни грусти, и нас не минет любая чаша, — пусть чаша с ядом в руке Руси. Нас раскидало, как в море льдины, расколошматило, но не разбив. Культура русская всегда едина и лишь испытывается на разрыв. Хоть скройся в Мекку, хоть прыгни в Лету в кишках Россия. Не выдрать. Шиш! Невозвращенства в Россию нету. Из сердца собственного не сбежишь. 1966 Впервые напечатано в 1968 г.
Единственное, о чем я жалел, это о том, что нельзя установить на бычьих, рогах пулеметов…
В. Маяковский Севилья серьгами сорит, сорит сиренью и по сирени сеньорит несет к арене, и пота пенистый потоп смывает тумбы. По белым звездочкам — топ-топ! — малютки-туфли, по белым звездочкам — хруп-хруп! — коляска инвалида, а если кто сегодня груб, — плевать! — коррида! Сирень бросает город в раж дурманным дымом, штаны у памятников аж вздымая дыбом. Кто может быть сегодня трезв? Любой поступок оправдан вами, плеск и треск крахмальных юбок, а из-под юбок, мир круша, срывая нервы, сиренью лезут кружева, сиренью, стервы… Но приглядись, толпою сжат, и заподозри: так от сирени не дрожат, вздуваясь, ноздри. Так продирает, словно шок в потемках затхлых, лишь свежей крови запашок, убийства запах. Бегом — от банковских бумаг и от корыта, а если шлепнешься врастяг, — плевать! — коррида! Локтями действуй и плыви в толпе, как рыба. Скользишь по мягкому? Дави! Плевать! — коррида! Смеется, кровь не разлюбив,
