Окно выходит в белые деревья...

Пусть раздето, пусть разуто —
                                                        проживи молчком, бочком.
Проживи, Иван, разумно:
                                               с дураками — дурачком…»
А Иван с усмешкой — змею:
                                                    «Не ответствуй, змей, за Русь.
Дураком быть не сумею.
                                            Дураком я притворюсь.
Ум не просится в огласку.
                                              Чтоб не влипнуть мне впросак
я создам такую сказку,
                                          где герой — Иван-дурак.
Но придурку с бубном, с пляской
                                                           ты меня не уподобь.
Эта сказка будет вязкой,
                                             как сусанинская топь.
И о сказку русской голи
                                             про Ивана-дурака
обломают поневоле
                                      столько умников — рога!
Тайный ум всегда умнее,
                                                      чем умишко напоказ,
как порой вина хмельнее
                                                 в ноздри бьющий, злющий квас.
Мне мой ум, как не чужому,
                                                    говорит: „Побереги
мысли к праздничку большому,
                                                      как с ножами пироги“.
Я не стану торопиться.
                                             Ум припрятанный остер,
как замотанный в тряпицу,
                                                  но отточенный топор.
Пусть, как я, в одежке драной
                                                      полежит он до поры,
до поры, когда Иваны —
                                                 в топоры…
Я Кощея потощее.
                                   я беднее, чем Кощей,
но бессмертнее Кощея,
                                         может быть, от кислых щей.
Я от хворостей не слягу —
                                                я крестьянского ребра.
Я еще сварю на славу
                                         бунт, как щи из топора.
Прыгну в бунт со всеми вшами,
                                                          но и выйду из котла
ведь и собственными щами
                                                    не сожжешь меня дотла.
Это тяжко — притворяться
                                                      мужичком да простачком
и опасно придуряться:
                                                     вдруг да станешь дурачком,
но зато потом заставишь
                                             горько каяться в веках
всех, кого ты сам обставишь
                                                    и оставишь в дураках…»

2

Государь Иван Васильевич Грозный
мало хаживал
                         по травушке росной,
а все больше по коврам,
                                             да по трупам,
да по мрамору —
                               с кровавым прихлюпом.
Государь Иван Васильевич Грозный
редко слушал соловьев
                                           ночью звездной.
Чьи-то крики —
                            или в башнях, или в яме —
 были царскими ночными соловьями.
Но однажды государь
                                        был разбужен
не похмельным животом,
                                                 вконец разбухшим
от медов да пирогов с вязигой, —
а подметной соловьиной музыкой.
Тонок был тот одинокий голос,
но живой,
                 как будто дышащий волос
на щербатом топоре после казни,
и царю он пел из мглы:
                                       «Кайся,
                                                         кайся!..»
И покинул государь опочивальню.
В сад прокрался он, босой,
                                                в рубахе длинной,
принимая в страхе
                                        это бичеванье
уцелевшей чудом
                                 песни соловьиной.
Думал царь,
                        обрывая повилику:
«Да, у них — у соловьев — другие страсти.
Соловьиным обделен я,
                                            поелику