был менее раздражительным, чем обычно; отец ходил по комнатам, громко разговаривал с «матушкой» о различных пустяках, в том числе и о таком:
— Двадцать тысяч, матушка, на дороге не валяются. За такую громаду денег я могу кое-что получше приобрести.
— Так ведь я чего и говорю-то, — слышался голос бабушки Варвары. — Как бы знать, где упасть, можно было б и соломки подложить. В том районе, люди говорят, консервный завод строить собираются…
— Правильно говорят люди, — соглашался отец. — Потому-то и жалко такую уйму денег ухлопать на этот дом…
Воцарилось молчание, послышался вздох, а потом бабка Варвара с неудовольствием сказала:
— Как хочешь, Клавдий. Твоя жизнь, тебе и решать об ней. А я какая советчица? Так, сбоку припека.
— Ты, матушка, обиды свои брось, — опять же после паузы сказал отец, — я к тебе обращаюсь, как к опытному человеку. Я же хочу сделать так, чтобы и волки были сыты, и овцы целы…
Весна в этом году хоть и задержалась, была щедрой на количество солнечных дней — ярких и очень теплых. В свободное время Станислав и Юрка уходили за деревню и до наступления темноты гоняли мяч. Белобрысый Юрка, хоть и мечтал стать бегуном на длинные дистанции и совсем не мечтал о футболе, с удовольствием принимал участие в игре. Юрка говорил: все равно же приходятся бегать, правда? С мячом или без мяча, лишь бы бегать… Станислав же с некоторых пор бредил футболом.
Весна приносила с собой много радостей, а когда Станислав сдал за восьмой класс все экзамены, он был почти счастлив, потому что теперь у него появилось очень много времени для того, «чтобы оттачивать свое мастерство». Станислав любил футбол, хоть и не любил много бегать. Он считал (и всем доказывал это), что носиться по полю, как угорелый, совсем не обязательно. Своим сверстникам он втолковывал, что в футболе, конечно, тоже надо уметь бегать быстро, что особенно важна «взрывная» скорость, чтобы уметь убежать от противника, да еще убежать с мячом. Но, — добавлял он, — техника решает все. Финты — вот что главное! И умение бить по воротам.
Но вдруг отец призвал сыновей к себе, усадил их за стол и произнес такую речь:
— Значит, так, уважаемые спортсмены. В самое ближайшее время, но не позднее конца июля — начала августа мы перебираемся в село. Хватит вам ходить в школу к черту на кулички, вы будете жить рядом. Согласны?
— Согласны! — ответил Юрка.
— А ты, Станислав?
— Я как все.
Станислав не испытал большой радости, услышав сообщение отца. Почти сразу Станислав подумал о футбольной команде, которая останется без центрального нападающего. И наверняка начнет продувать матч за матчем.
— Ты чего физиономию скривил, будто кислых яблок нажрался? — повысил голос отец. — Ты что, думаешь, я не вижу, что у тебя на уме? Привык безответственно гоняться за футболом, вместо того, чтобы заняться общественно полезным трудом. Ты чего скривился?
— Я…
— Об них заботишься день и ночь, хочешь, как лучше, ночей не досыпаешь, куска не доедаешь, а они физиономии свои воротят, когда им дело предлагаешь.
— Папа, я не ворочу физиономию, — сказал Станислав. — А в футбол мы всегда играли. Каким же делом нам еще заниматься? Скажи — и мы займемся…
Отец продолжал буравить сына глазами-щелочками, ронял недовольные слова:
— Займетесь вы, как же. От вас дождешься. Воды — и той из колодца принести не можете, все матушке приходится одной делать.
Бабушка Варвара сидела здесь же, отмахнулась:
— Да чего ты, Клавдий, о чем ты говоришь? Что ж я, без рук совсем?
— Не в этом дело, матушка, а в том, что они ничего не хотят понимать. — Отец перегнулся через стол и тихо, но с большим значением, спросил у Станислава: — Сейчас какое время, ты знаешь? То-то и оно, что ты ничего не знаешь. Ты только и думаешь, что ногами работать. А надо иногда и головой думать. Сейчас такое время, когда происходит восстановление народного хозяйства. Соображаешь? И каждый, я в том числе и ты, должен быть к нему причастен. Слышал, Юрий? — Клавдий Вахтомин бросил взгляд на младшего сына.
— Слышал, — отозвался тот.
Станислав сказал:
— Я же с тобой не спорю, папа. Если ты надумал переезжать, тебя ничто не остановит.
Клавдий Сергеевич хмуро продолжал:
— Соображаешь. Именно так все и будет. У тебя хорошо подвешен язык, Станислав. Быть тебе агитатором, не меньше. Меня ничто не остановит, ты прав. — Он сцепил кисти рук и легонько ударил ими по столу. — Даже твоя насмешливая физиономия меня не остановит.
— Я не виноват, что у меня такое выражение лица.
— Вот-вот. Ты никогда ни в чем не виноват, а потом получается наоборот. Смотри мне в глаза, если не испытываешь вины! Вот так.
И только теперь Станислав услышал новость, которая многое объяснила ему в поведении отца.
— Я хочу, прежде всего, — сказал Клавдий Сергеевич, — чтобы в нашей семье, которую мы вместе начали строить, было все мирно и по-человечески. Я хочу, чтобы моя новая жена стала для вас хорошим другом, чтобы вы любили ее и уважали. Как родную мать.
— Какая жена? — спросил Юрка. Станислав смотрел на отца, но не видел его; мысли Станислава улетели далеко от этой комнаты, от теперешнего времени… Перед лицом возник вдруг образ буфетчицы с вокзала. Станислав много раз видел отца с ней, когда была еще жива мать. Правда, в те времена отец пил. Буфетчица Марина была высокая, худая женщина с накрашенными губами, черноволосая, ее волосы блестели, словно их намазали бриллиантином.
— Я ее знаю, — сказал Станислав.
— Знаешь? — Отец уставился на сына. — Откуда ты ее можешь знать?
— Я вас часто видел около стадиона. Ее звать Марина, которая буфетчица с вокзала…
— Дурак! — резко оборвал сына отец. — Чего ты мелешь? Какая Марина? Тебе что, приснилось?
— Ничего не приснилось. Марина из буфета, такая худая и накрашенная…
— Дурак!! Замолчи! Еще два слова, и я тебя вышвырну вон!
Отец сердито сомкнул губы. Бабушка Варвара смотрела себе в чайную чашку, но Станиславу почудилось, что старуха загадочно улыбается. В комнате повисла тяжелая пауза, и Станислав снова не мог понять, почему. Что он такого сказал?
Отец продолжал более спокойным тоном:
— Хоть ты и перешел в восьмой класс, Стасик, у тебя еще молоко на губах не обсохло, понимаешь? Если хочешь знать, почему ты меня видел около Маринки этой, я отвечу. Она торговала водкой, ну и я… если ты помнишь… — Отец запнулся, достал из кармана платок, оглушительно высморкался, пододвинул бабушке Варваре свою чашку. — Плесни, матушка, чайку, что-то горло пересохло… В общем, — повернулся к сыну, — это не твоего ума дело!
— А кто будет наша мама? — спросил Юрка все тем же голосом — звонким и наивным.
Отец сделал неопределенное движение рукой, словно хотел остановить младшего сына от дальнейших расспросов.
— Придет время, все узнаете. Тетя образованная, книгами торгует в магазине. Добрая. Она живет в селе, поэтому мы туда скоро переберемся. Как только продадим этот дом. Ты все понял, Станислав?
— Все.
Но после такого важного и очень памятного разговора ничего не изменилось в доме Вахтоминых. Отец по-прежнему пропадал неизвестно где, ночевать часто не приходил, и бабушка Варвара чувствовала себя полноправной хозяйкой. Поскольку ей теперь не у кого было спрашивать, что приготовить на обед, она
