Клеман. Аньес почти забыла о его присутствии, настолько ребенок умел быть незаметным, практически невидимым.
– Ты думаешь?
– Я это знаю. В конце концов… он всего лишь опасный простак.
– Правда, опасный. Опасный и могущественный.
– Более могущественный, чем вы, но менее могущественный, чем другие.
Сказав это, Клеман исчез за низкой дверью, ведущей в отхожее место для слуг.
«Странный ребенок», – подумала Аньес, направляясь во двор, откуда слышался шум. Неужели он читал ее мысли?
Звучал громкий голос Эда. Он приказывал, помыкая одними и ругая других. Когда Аньес вышла во двор, на недовольном, раздраженном лице Эда появилась улыбка. Он, широко раскинув руки, направился к ней:
– Вы, мадам, хорошеете с каждым днем! Ваши собаки – настоящие хищники. Оставьте мне из следующего помета двух кобелей.
– Как я рада вас видеть, брат мой! Да, эти сторожевые собаки очень свирепы по отношению к незнакомцам, но со своими хозяевами и их стадами ведут себя покорно и предупредительно. Вы по- прежнему довольны своими челядинцами? Как поживает мадам Аполлина, ваша супруга и моя сестра?
– Она, как обычно, беременна. Если бы только ей удалось родить мне сына! И от нее воняет чесноком, прости меня Господи. Она портит воздух с утра до вечера. Ее знахарь утверждает, что настои и ванны из этих отвратительных зубчиков способствуют рождению мальчиков. Она пыхтит, она пукает, она харкает, – одним словом, она отравляет мои дни, а что касается ночей…
– Будем молиться, чтобы она подарила вам храброго сына, а мне красивого племянника, – покривила душой Аньес.
Аньес тоже подняла руки, чтобы взять сводного брата за клешни, готовые обхватить ее тело. Затем она резко отпрянула, чтобы отдать распоряжение слуге, пытавшемуся обуздать норовистую, нервную лошадь Эда.
– Чего ты ждешь? Почему не спешиваешься? – накинулся брат на пажа, заснувшего на своем широкогрудом мерине.
Мальчик, которому было не больше двенадцати лет, выпрыгнул из седла, словно его ужалили.
– Да проснись же ты! Чума на твою голову! – неистовствовал Эд.
Обезумевший от страха мальчик засуетился вокруг поклажи, привязанной к крупу мерина.
Как сюзерен Эд прошел первым в просторную столовую, еще не прогревшуюся после холодной зимы. Мабиль накрыла на стол и ждала дальнейших распоряжений. Она стояла у самой стены, скрестив руки на фартуке и опустив голову. Аньес заметила, что она успела переменить чепец.
– Принеси мне иголку, которой я чищу ногти, – приказал Эд, даже не взглянув на Мабиль.
Как только девушка вышла, он обратился к Аньес:
– Вы довольны ею, моя козочка?
– О, она послушная и очень мужественная, брат мой. И все же я считаю, что она скучает по службе в вашем доме.
– Ба… Ее желания никого не интересуют. Боже, я умираю с голоду! Ну, моя радость, расскажите, что творится в ваших краях.
– На самом деле ничего особенного, брат мой. Этой весной у нас родились четыре поросенка, рожь и полба дружно взошли. Можно надеяться на хороший урожай, если только нас обойдут стороной эти бесконечные дожди, которые лили все последние годы. Как подумаю, что еще пятнадцать лет назад в Эльзасе землянику собирали в январе! Но я докучаю вам своими хозяйственными жалобами. Ваша племянница, – Аньес жестом показала на Матильду, – сгорала от нетерпения, ожидая встречи с вами.
Эд обернулся к девочке, которая без особого успеха пыталась привлечь его внимание улыбкой и чуть слышными вздохами.
– До чего она прелестна! Какая славная у нее мордочка, а эти красивые волосы цвета меди! И огромные глаза мечтательницы. Моя крошка, скоро вы будете заставлять сердца биться чаще.
Польщенная девочка сделала глубокий реверанс. Ее дядюшка продолжал:
– Она вылитая вы, Аньес.
– Напротив, я нахожу, что она напоминает вас в детстве… к моему великому удовольствию. Правда, нас могли бы принять за близнецов, если бы вы были не такой крепкий.
Аньес лгала. У них никогда не было ничего общего, если не считать золотисто-медного цвета волос. Эд был коренастым мужчиной с грубыми чертами лица, квадратным подбородком, слишком длинным носом и большим тонким ртом, который казался рубцом, оставшимся после удара садовым ножом, если только он не изрыгал оскорбления или непристойности. Внезапно Эд посерьезнел, и Аньес испугалась, не сказала ли она чего лишнего. По-прежнему сверля взглядом свою сводную сестру, он нежно обратился к девочке:
– Не окажете ли мне огромную любезность, крошка?
– С превеликим удовольствием, дядюшка.
– Сбегайте во двор и посмотрите, что делает этот лентяй паж. Он слишком долго расседлывает лошадь и никак не удосужится принести мне то, что я жду.
Матильда резко повернулась и бросилась бегом во двор. Эд продолжил жалобным тоном:
– Если бы не ваше очарование, Аньес, я возненавидел бы вас за то горе, которое причинило ваше рождение моей матери. Каким это было ударом, каким оскорблением для столь набожной и безупречной женщины!
Выходка сводного брата успокоила Аньес, боявшуюся, что он догадался о ее плутнях. Когда Эд навещал ее, он никогда не упускал случая напомнить в свойственной ему грубой манере о своем мальчишеском великодушии, забыв, как он третировал ее, издевался над ней, хотя барон Робер приказал, чтобы с Аньес обращались как с барышней благородных кровей. Как это ни странно, но, после того как мать Аньес умерла, – девочке тогда было три года, – баронесса Клеманс прониклась нежностью к незаконнорожденной дочери своего мужа. Она забавы ради учила ее читать и писать, латыни, основам арифметики и философии, не говоря уже о двух своих увлечениях: шитье и астрономии.
– Ваша мать – мой ангел-хранитель, Эд. Я никогда не смогу в своих молитвах отблагодарить ее за все то добро, что она для меня сделала. Я всегда помню о ней, и ее образ придает мне силы.
На глаза Аньес навернулись слезы. На этот раз Аньес не притворялась. Это действительно были слезы нежности и глубокой печали.
– Какой же я тупица, моя козочка! Простите меня. Я знаю, что вы были искренне привязаны к моей матери. Ну будет, красавица, простите грубияна, каким я иногда бываю.
Аньес заставила себя улыбнуться.
– Ну что вы, брат мой. Вы так добры.
Эд, удостоверившись в ее благодарности и покорности, сменил тему разговора.
– А этот маленький негодяй, который вечно путается в ваших юбках… Как его зовут? Я что-то не видел его.
Аньес сразу же поняла, что Эд говорил о Клемане, но предпочла потянуть время, чтобы понять, какую позицию ей следует занять.
– Маленький негодяй, говорите?
– Ну да, этот сирота, которого вы великодушно оставили при себе.
– Клеман?
– Да… Жаль, что родилась не девочка. Здесь недалеко находится женское аббатство Клэре*. Мы могли бы посвятить девочку Богу,[13] избавив вас тем самым от лишнего рта.
Как сюзерен Эд мог бы так поступить, если бы захотел. И тогда Аньес не оставалось бы ничего другого, как подчиниться воле сводного брата.
– О… Клеман вовсе мне не в тягость, брат мой. Его почти не видно, а иногда он меня развлекает.
Уверенная, что Эд хотел доставить ей удовольствие, ничего ему не стоившее, Аньес добавила:
– Признаюсь, мне будет его не хватать. Он сопровождает меня, когда я объезжаю свои земли и сельские общины.
