маловат ли логотип; 3) кого я вчера бабахала.
— Это который у универсама? — озарило меня. — Мы же вчера разобрались.
— Разобрались, да не разобрались. Надо подъехать.
— Куда еще подъехать? И вообще, откуда у вас мой номер телефона?
— От верблюда, — ответил друг животных Толян. — Короче… Тут по страховке вопросы.
Тут я поняла: 1) в композиции провален верх; 2) логотип нужно делать черно-белым; 3) да пошли они со своими наездами!
— Вот что: если у моей, — я тщательно выделяла личные местоимения, — страховой компании появятся ко мне претензии, то они свяжутся со мной. Пока!
— Э! Погоди! — что-то человеческое прозвучало в голосе Толяна, и я не бросила трубку. — На самом деле… это… шеф просил приехать. Дело у него какое-то.
К этому моменту я уже четко понимала, как мне выстроить постер, поэтому решила смилостивиться:
— Ладно. Если не в Бирюлево, заеду.
— Какое Бирюлево? Центр! Записывай.
Толяновскому шефу поперло: его офис находился рядом.
В десяти минутах ходьбы или пятнадцати — езды.
Правда, с парковкой получилось все двадцать пять, но это было даже удачно. Пусть подождут, раз им надо. На входе уже ждал Толян.
— Здорово, — буркнул он, отчего-то не прибавив ни «корова», ни «овечка», ни хотя бы «гусыня», и повел в глубь офиса.
В кабинет вводить не стал, только показал направление. Секретаршу я миновала с ходу, та только ресницами похлопала. Ни черта работать не умеют, отрабатывают жалованье… совсем не головой.
— Здрасьте, — сказала я, плюхаясь перед боссом, — слушаю вас.
— Добрый вечер, — ответил босс, напрягаясь, — а с кем имею честь?
«Не узнал, болезный! — обрадовалась я. — Ну, поразвлекаемся».
— Неужели не вспомнили? — я постаралась изогнуться посексуальнее, но в рамках дозволенного.
Судя по этой Барби в приемной, на босса такие штучки должны оказывать парализующее действие. Так и случилось: босс поплыл.
— М-да… э-э-э… конечно… но не совсем…
— Вы попросили меня заехать вечером, — продолжала я грудным голосом, — и вот я здесь.
Заметьте, ни слова вранья я не произнесла!
— Я попросил?
«Хорошего понемножку», — решила я и сказала уже нормальным голосом:
— Я вашу машину вчера побила. То есть… обоюдная вина. А сегодня ваш водитель мне позвонил.
— А-а-а! — обрадовался босс. — Припоминаю. Ты ж вроде дизайнер?
«Надо было еще его помурыжить», — запоздало сообразила я. Вечно меня подводит природная доброта.
— Типа того.
— Есть работа. Учитывая обстоятельства, можешь быстро сделать?
— Какие еще обстоятельства?
— Ну машину-то ты мне побила.
— Обоюдная вина, сами сказали.
В глазах у хозяина кабинета появился нехороший огонек.
— Я сказал, я и отменю. Короче, берешься?
Желание спорить отпало. Такой, если озвереет, может и в асфальт закатать.
— Что за работа?
— Секретарша продиктует.
— Она умеет читать? — удивилась я.
— На трех языках, — казалось, что босс говорит о породистой лошади. — И компьютер в этом… в совершенстве…
— А вы на скольких языках? — мне хотелось хотя бы укусить этого бугра с горы.
— На одном, — ответил он, — и то с трудом. И на компьютере только в игрушки умею. Но, заметь, не я у нее в секретарях, а она у меня. Так что иди (он кинул взгляд на визитку, которая лежала на столе), Марина Дмитриевна, и работай. До свидания.
«Менты визитку отдали, — поняла я, — вот какие верблюды Толяну мой телефон продали».
— До свидания, мужик, — ответила я, поднимаясь.
— Не понял? Кто это «мужик»?
— А как мне вас звать, если вы не представились?
Уже в спину мне донеслось:
— Владимир я! Петрович!
На этот раз Ирина Николаевна легла спать почти вовремя, в двенадцать. На столе остался остывший чай, недокусанный бутерброд и уже традиционно невыключенный компьютер.
Следующая неделя пролетела быстро. Каждый вечер Ирина Николаевна добавляла по эпизоду к отношениям Марины и Принца (Владимира Петровича) и даже жалела, что эти отношения стремительно летят к постели, а через нее, транзитом, к свадьбе.
Правда, была еще одна забота, которая отвлекала Петрову от творчества. В субботу ей предстояло пойти на день рождения, и к этому событию нужно было как следует подготовиться.
Она всегда немного нервничала перед очередным выходом в свет. Кто знает, кого там встретишь? А вдруг там окажется ее будущий муж? И потом, через много лет совместной жизни, они будут сидеть на кухне, и он спросит: «И как бы я жил, если бы ты тогда не пришла к Лене на день рождения?»
Уже в среду вечером Ирина Николаевна выгладила и повесила в шкаф юбку и блузку. Юбка черная, прямая, блузка голубая, под цвет глаз, с красивым вырезом и длинным рукавом. Приготовила туфли — черные лодочки.
В четверг покрасила волосы.
В пятницу занималась маникюром и ходила в магазин упаковывать подарок.
В субботу утром встала пораньше, чтобы помыть голову и дать волосам высохнуть самим, а не сушить их феном.
К вечеру Петрова была готова встретить свою судьбу. Жаль, у нее не было длинного пальто, спортивная куртка и строгая юбка смотрелись немного нелепо, ну да ладно.
— Не буду же я там в куртке сидеть, — сказала Ирина Николаевна своему отражению, взяла приготовленные туфли и пошла на встречу с неизвестным.
Лена, которая пригласила Петрову на день рождения, была ее школьной подругой. Они виделись пару раз в год, созванивались чаще. Не очень красивая, не очень удачливая, она, тем не менее, смогла выйти замуж. Не то чтобы у нее все было хорошо. Но и не плохо. Жили себе спокойно, снимали квартиру, собирали на свою. Лена очень хотела ребенка, муж был против. По этому поводу она часто плакала, жаловалась всем подругам на «бессердечного и эгоистичного тирана» и уходила к маме «на недельку». Потом возвращалась, и жизнь продолжала течь спокойно и размеренно.
Ленины дни рождения Ирина Николаевна любила. Всегда было много народу и вкусной еды, со многими гостями она уже встречалась, и не нужно было каждый раз вливаться в новую компанию. Было весело: приходили Ленины сослуживицы, приходили друзья Лениного мужа, курили, рассказывали анекдоты. После такого вечера все вещи пахли смесью табака, духов и хорошего спиртного — всем тем, что называется «атмосферой праздника».
Петрова приехала вовремя и оказалась первой. Девушку, которая открыла ей дверь, она узнала с трудом.
— Лен, это ты?!
