Поэтому я выбрала самого убогого, чтобы не испытывать более разочарования. Вам нечего тут больше делать! Ведь вы пришли не затем, чтобы услышать от меня резкие слова? Помните тогда, у леса? Вы были нарочито грубы со мной. Вот вам теперь мой ответ!
— Я, признаться, надеялся убедиться в том, что вы счастливы и благополучны. Но я вижу, что ошибся. — Нелидов, казалось, совершенно не слышал резких и обидных слов в свой адрес. Его потрясло иное. То, что она несчастна в браке.
— Нет. Я несчастлива и неблагополучна. Я поспешила с браком. Поспешила от отчаяния, которое меня душило, от унижения. Устала от одиночества и неопределенности. Я думала найти покой и забвение, но я ошиблась. Надо было идти в монастырь!
— Господи! Я чувствую, что я один в этом виноват! Но теперь, когда вы замужем, вам уже ничего не угрожает, я имею возможность объясниться с вами, — взволнованно произнес Нелидов.
— Что мне не угрожает? — удивилась Софья.
— Видите ли, то, что я вам скажу, похоже на бред, страшный бред, но, увы! Помните ли вы, что я вам открыл страшную тайну о том, что я трижды вдовец?
— Разумеется, помню, — она пожала плечами. — Что тут такого страшного? В жизни всякое бывает.
— Мои жены, милые достойные женщины умерли не просто так. Я их не убивал. Но косвенным образом причастен к этому. Я так подозреваю.
— Боже милосердный! Что вы такое говорите?
— Я пишу, а потом женщина, которую я люблю, погибает необъяснимой смертью. Смертью, каким-то аллегорическим образом похожей на сюжет того, о чем я пишу. Это происходит непостижимым образом. Я вижу в этом страшную роковую предначертанность своей судьбы. Именно поэтому я испугался за вас. Поэтому я поступил нарочито грубо. Вот и все, что я могу сказать в свое оправдание.
— Вы обращались в полицию? — Софья выглядела ошеломленной услышанным.
— А что бы я там заявил? Как бы отнесся любой здравомыслящий полицейский к моему рассказу? Как к бреду или как к попытке убийцы замести свои следы. Я не убийца, я сам жертва жуткой непостижимой силы и человек, полный чувства неискупимой вины. Вы вправе думать обо мне, что хотите, и вправе поступать, как хотите. Вы можете вызвать полицию и заявить, что в вашем доме находится Синяя Борода.
— Погодите, не горячитесь. — Софья вся напряглась, глаза ее прищурились. — Ваш таинственный рок распространялся на ваших жен. Другие женщины, которые бывали с вами, не пострадали? Ведь вы не вели монашеского образа жизни?
— Да, то есть… да. Конечно, — немного растерялся Нелидов.
Они внимательно посмотрели друг на друга и прочитали мысли друг друга.
— Если женщина вам не жена, она, положим, жена другого человека, на нее не будет распространяться ваше заклятье? — пальцы Софьи нервно перебирали края шали.
— Софья, Софья, — он резко поднялся со стула и приблизился к ней. — Не маните меня надеждой. Я должен уехать.
— Отчего мне не поехать вместе с вами? Я замужняя женщина, вы никогда не говорили мне о своих чувствах. Вы не любите меня! — Она еще раз медленно, с расстановкой произнесла эти слова, как бы отпугивая злые чары: — Вы не любите меня! Мы не муж и жена, я просто поеду с вами, и буду рядом с вами. Я не люблю вас, я просто не могу жить без вас, поэтому вы должны взять меня с собой.
— Вы полагаете, что это магическое заклинанье поможет? — Он улыбнулся и притянул ее к себе. — Я много пережил страха, не хочу подвергать вас ни страху жизни со мной, ни унижению опять же жизни со мной на правах содержанки. Быть беглой женой неудобно.
— Удобно, беглой женой господина Горшечникова — удобно и даже приятно. Это внесет разнообразие в мое унылое существование последнего времени.
— Вы не шутите, вы действительно готовы уехать со мной?
— Прямо сейчас! А вы готовы взвалить на себя хлопоты о беглянке?
— Я за коляской. Мигом! — И Нелидов, не чуя под собой ног, бросился за оставленным на соседней улице экипажем. По дороге он столкнулся с высоким худым господином в серой шинели, который с озабоченным видом куда-то спешил. Господин едва отскочил он незнакомца, летевшего сломя голову, не разбирая дороги. Высокий господин в сером был сам Горшечников. Он поспешал на частный урок, ведь он теперь семейный человек, каждая копейка дорога.
— Матрена! — не своим голосом закричала Софья. — Матрена! Скорей! Подай! Принеси!
Женщины заметались по дому.
— Батюшки! Да что же такое происходит… — завыла старая нянька, — да что же ты удумала, деточка? Куда же ты, опомнись! Ведь замужняя жена! Пропадешь, пропадешь, ангел мой! Не ходи с ним!
— Не голоси! Я еще не умерла, — зарычала молодая барыня, — оставаться тут и есть смерть! Да помоги же мне!
Софья впопыхах не могла заколоть волосы и надеть шляпу. Матрена зарыдала. Софья обернулась и прижалась к ней, как в детстве.
— Молись за меня! Если все сладится, дам знать, а так никому, слышишь, никому ничего не говори. Иначе ты меня погубишь!
— Ой, батюшки! Ох, Матерь Божья, помоги нам, грешным! Не оставь мою девочку, не оставь мою сиротинушку!
Бедная нянька рыдала навзрыд. Послышался стук копыт о мостовую, а затем быстрые шаги. Нелидов ворвался в дом, подхватил Софью на руки и выбежал с бесценной ношей, как разбойник, похитивший сокровище.
Глава 23
Горшечников ужасно устал. Частные уроки изводили его, он ненавидел этих тупых, недалеких учеников, с которыми он часами вынужден был долбить одно и то же, что и ежу понятно. Выносить такую же тупость родителей этих чад. Но они платили ему деньги. А деньги нынче стали ох как нужны! Они и раньше были нужны. Но теперь, когда он женатый человек, — особенно. Надо дом содержать, надо жену одевать, самому выглядеть прилично, надо визиты делать. Словом, расходы, расходы, расходы.
Неприятные мысли прервались неприятным действием. Он вступил в лужу и промочил башмак. Горшечников резко отскочил и потряс ногой. Настроение совсем упало. Надо спешить домой, скорей в тепло, к тарелке горячего супа. К уютной лампе под абажуром. Там Софья по вечерам читает книгу. Софья…
В глубине души нехорошо заныло. В последнее время, когда Горшечников думал о жене, он все чаще ощущал уныние и разочарование. Нет, не так он представлял себе брак, отношения мужа и жены. В его сознании рисовались картины безоблачного счастья, где муж — царь и бог, господин своей жены. Она почитает и уважает его. С трепетом и любовью ждет каждый день со службы, кормит вкусным обедом, узнав поутру, чего бы он желал нынче откушать. Он рассказывает ей, как нынче все у него хорошо получалось. Как с восторгом и восхищением слушали его ученицы, как хвалил его директор, как почтительно кланялись на улице родители. А жена слушает его самозабвенно, кивает головой, поддакивает, в ее глазах он читает любовь и нежность…
— Полно, Мелентий, чепуху молоть. — Он даже вздрогнул, как вдруг явственно услышал резкий голос Софьи.
— Отчего ты не ешь? Не нравится? Ну, так ступай в кухмистерскую, как раньше бывало!
Встанет из-за стола и уйдет к себе. Или вообще взяла в моду не выходить встречать его, сидит в своей комнате и сидит. И если он не зайдет поздороваться, так и может не выйти весь вечер. А все от чего? От гордости. От того, что ее гложет мысль, что она за него пошла от нужды, от тоски. Иначе быть бы ей старой девой. И ведь он сам до этого додумался, сам догадался! Тут бы и любой дурак догадался, у нее на
