– Не сочти меня сумасшедшим, но где «та» соль? – Он сделал особое ударение. – Ведь ты упоминала, что рассыпала часть в карман?
Маргарита обомлела.
– Оставь эти мысли, что ты задумал?
– Так, ничего, пустое. – Гривин махнул рукой и вышел в задумчивости.
Маргарита испугалась и растерялась. Она давно уже перестала думать об истории с солью как о собственном преступлении, теперь все переживания казались ей глупыми, надуманными. И то, что разумный и трусоватый Гривин вновь вспомнил об этом способе борьбы с врагами, повергло ее в совершеннейшее уныние. И в еще большее отчаяние она пришла, когда обнаружила вскоре, что гардероб ее весь перерыт, карманы вывернуты, в том числе и у «той» юбки. Странно, но после злополучного падения Варвары Марго не надевала этой юбки, повесила в самом уголке, а остатки соли не вытряхнула, опасаясь даже притрагиваться к ним.
В тот же день произошел еще один испугавший Маргариту разговор. Платон Петрович уже вечером в спальне принялся рассказывать ей о лечении дочери, прописанном немецким профессором. Литвиненко, оказывается, действительно удалось договориться с профессором о консультации для своей пациентки, и немец, осмотрев Варю, заявил, будто лечение во многом зависит от эмоционального, душевного состояния больной. Важно избавить ее от внутренних страхов, нынешних, связанных с неподвижностью, и прошлых, связанных с обстоятельствами падения. Он посоветовал гипноз. И еще до возвращения Марго и Гривина из Цветочного Варю посетил один из практикующих в столице гипнотизеров. Итог сеанса поверг всех в недоумение. Варя, пребывая в гипнотическом сне, увидела то, что подсознательно более всего ее страшило, – чашку с кофе, и почему-то солоноватым кофе.
– Как сие толковать, непонятно! – развел руками Прозоров.
– Отчего ты мне не писал и не рассказывал о подобном лечении, – немея от ужаса, пролепетала жена.
– Я с самого начала воспринимал подобные идеи скептически. От всего этого за версту пахнет дешевым шарлатанством, и мне неприятно было, что я поддался на уговоры Литвиненко…
– Литвиненко?
– Ну да, это он настоял на сеансе, его всегда тянет во что-нибудь эдакое!
– А что Варя думает о происшедшем?
– Ничего не думает, – сердито отозвался муж. – Она якобы вспомнила тот день, когда с ней случилась беда. Увидела, дескать, себя и тебя в своей комнате в усадьбе, а на столике чашка стоит. Вот она и затряслась от ее вида.
– Но я помню этот день, и я была с ней, помогала одеваться, и мы, кажется, пили кофе. – Маргарита пыталась придать своему голосу спокойное будничное звучание. – Конечно, пили, ведь Варя всегда любила выпить чашечку еще до завтрака, ты же знаешь.
Маргарита пыталась говорить спокойно, но у нее тряслись руки, и страх сдавил горло. Вот оно! Истина выплывает наружу! Значит, все-таки она виновата, значит, она, Марго, погубила Варину красоту! Преступница! Злодейка! Но почему доктор пытается выявить тайну, как он догадался? Вероятно, он подозревает ее и, судя по всему, Гривина.
На другой день Маргарита постаралась повстречаться с Дмитрием при выходе из дома. Тот направлялся в контору фабрики, и на улице его ждал экипаж. Маргарита торопливо пересказала вечерний разговор с мужем.
– Ну что ж, значит, все-таки доктор, – задумчиво произнес Гривин. Он был почти спокоен. И это еще больше испугало бедную женщину, которая последние дни пребывала в состоянии непроходящей тоски и подавленности, ожидая развязки домашней драмы. Вскоре после отъезда Гривина к дому подъехал извозчик, и из него вышел человек в форме полицейского. Маргарита увидела его из окна, тотчас же тихонько сбежала вниз и незамеченной прошла в квартиру Гривиных через черный ход. Она слышала, как горничная представила Варваре Платоновне, по его просьбе, гостя – следователя Константина Митрофановича Сердюкова. С замирающим сердцем Марго притаилась за дверью гостиной, рискуя в любой момент быть обнаруженной прислугой. По счастью, в тот момент в квартире находилась только горничная, которая отправилась в противоположные комнаты, и, чтобы вернуться, она неизбежно должна была вновь пройти через гостиную, мимо хозяйки и ее гостя. Поэтому у Марго был шанс улизнуть незамеченной.
– Мадам, прошу извинить меня за вторжение. Я пришел к вам пока как лицо неофициальное, по просьбе вашего отца и вашего лечащего доктора.
Голос следователя показался Маргарите отвратительным, как и он сам. Она видела, как изумленно поползли вверх брови Варвары. Гривина жестом пригласила гостя присесть. Тот согнулся пополам и сел в мягкое кресло неестественно прямо. По всему было видно, что пользоваться такой мебелью ему неудобно и гораздо привычней для него жесткие казенные стулья следственного управления.
– Я слушаю вас, господин следователь.
– Несколько дней назад я имел честь разговаривать с вашим батюшкой. Достойный, надо отметить, человек!
Варвара нетерпеливо кивнула.
– Так вот, – продолжал Сердюков. – Ваш батюшка просил меня пока неофициально произвести сыск, дабы попытаться выявить причину вашего падения. Дело в том, что у него появились подозрения, будто печальное происшествие произошло не по нелепой случайности, а при наличии злого умысла!
– Умысла? – воскликнула пораженная Варвара. – Какой тут может быть умысел, дурная лошадь понесла, я не справилась с нею и неловко упала. Вот и все!
– Однако доктор Литвиненко считает, что вы не справились с лошадью не потому, что она имела дурной нрав, а потому, что в тот момент странным образом почувствовали недомогание, оттого и упали. Он полагает, что ваше временное нездоровье было вызвано присутствием в организме неких веществ.
– То есть, вы хотите сказать, что кто-то пытался убить меня, подсыпав… подсыпав нечто, вероятно, в кофе, в чашку с кофе, которая стояла на столе в то утро? Да, я точно помню, что его вкус показался мне странным, каким-то солоноватым, что ли.
Варвара потерла рукой лоб. Лицо ее приняло сосредоточенное выражение, но она не могла подавить растерянность и испуг, которые, как показалось Марго, овладели ею.
– Но я не могу понять, Константин Митрофанович, кому могла понадобиться моя смерть, во всяком случае тогда. Кроме меня, некому было наследовать после папы, Коленька еще не родился, отец оставался вдовцом и жениться даже не собирался.
– Вы уверены в этом?
– Конечно, – Варвара надменно пожала плечами. – Надо было случиться несчастью, сломить его душевно, чтобы он перестал воспринимать окружающих разумно, как прежде. Только великой тоской я объясняю брак с нашей приживалкой.
Маргарита почувствовала, как от этих злых слов лицо и шея залились краской, а горло перехватило от злобы. Прежняя ненависть к падчерице вспыхнула с новой силой.
– А вы не допускаете, что господин Прозоров действительно испытывает некие чувства к молодой прелестной воспитаннице? – осторожно осведомился следователь.
– Конечно, я допускаю, что он мог вожделеть ее пышное тело, но зачем жениться, выставлять семью в двусмысленном свете? Сколько было пересудов и гадких намеков!
Варя сердито замолчала. Сердюков смотрел на нее с интересом. Прежние представления о бедной беспомощной калеке явно рушились. Маргариту, притаившуюся в тайном углу, просто трясло. Она наивно предполагала, что Варя радуется отцовскому счастью. Теперь она убедилась в том, что бывшая подруга и нынешняя падчерица ненавидит свою мачеху со страшной силой. Впрочем, взаимно.
– Позвольте спросить, ваши отношения с Маргаритой Павловной всегда носили острый характер?
Варвара поняла, что сказала лишнее, и, недовольная собой, передернула плечами:
– В общем, нет. Пожалуй, мы относились друг другу как сестры. Марго наивна и глупа, довольно искренно любила меня. Но она не способна на сильные переживания, стало быть, и на яркие поступки. Вы ведь это хотели узнать, не так ли? Нет, нам нечего было делить, она не могла причинить мне вред, ведь она всем обязана нашей семье. Если бы не мы, она бы очутилась в приюте для нищих сирот, и тяжкий крест стал бы ее уделом.
