совсем седа! Словно не существовало больше в его душе несчастья единственной дочери! Вот священник говорит слова молитвы. Невеста поворачивает голову, жених откидывает вуаль, и лицо Марго озаряет чистая неземная улыбка, обращенная к супругу. Варя подавила в себе стон, она не могла этого вынести.
– Тебе нехорошо, дорогая, – наклоняется к ней муж, стоящий за спинкой кресла. У него самого бледное напряженное лицо, вероятно, от духоты.
– Да, мне очень, очень нехорошо!
Но еще более страшным испытание стало рождение Коли. Когда Варвара впервые увидела мачеху с мальчиком, в ее сознании молнией пролетела страшная мысль. Младенцы так часто умирают! И душа ее погрузилась во тьму ненависти, зависти, ревности. Словно и не было между ними пылкой девичьей привязанности. Мачеха перешла ей дорогу везде. Она теперь была хозяйкой имения и получала вместе с ребенком две трети наследства. Прислуга выполняла ее приказы беспрекословно, а на отца тошно было смотреть. Он разве что не целовал следы подошв молодой жены. Варя с ее горестями и проблемами отошла в тень. В доме царил малыш и его мамаша. Эта глупая курица, полная наивных, банальных расхожих истин! Это отвратительно притягательное животное, с мягкой грацией и плавной походкой! Эта жалкая нищенка, убогая приживалка, живущая теперь королевой!
Приехал и доктор Литвиненко. Они почти не виделись после ее замужества. Да и к чему? Несмотря на все его усилия, недуг не поддавался. Доктор перепробовал все, что только было доступно медицине. И все без толку.
Однажды Литвиненко зашел в комнату Варвары, и они разговорились, как прежде.
– Мне кажется, Варвара Платоновна, что вас в последнее время гнетет не только ваш недуг? – Доктор погладил пациентку по руке и сел рядом, притянув стул поближе к инвалидному креслу.
Варя помолчала, размышляя, стоит ли выплескивать наружу наболевшее, но потом решилась, слишком тяжко в одиночку пробираться в джунглях собственной души. Сначала она говорила медленно, подбирая слова, смущаясь, а потом все откровенней и яростней стала ее исповедь. Доктор слушал, не перебивая. В душе его нарастало ликование, и он его уже не смог скрывать!
– Я предупреждал вас! Я знал, что настанет миг прозрения! Разве может это холодное рациональное существо понять женщину! Он примитивен и прост! Его желания подобны инстинктам животных! Никто, никто не в состоянии ощущать вас, ваше тело лучше, чем я.
– Вы забываете, мой дорогой, что прежние тропы любви заросли и недоступны! – с горькой иронией произнесла молодая женщина.
– Блаженство любви недоступно там, где нет самой любви, – тихо промолвил Валентин Михайлович и легким прикосновением пальцев поверг ее в дрожь.
Варя думала, что подобные ощущения ушли в прошлое. Но ошиблась. Волшебные руки Литвиненко по- прежнему имели над ней магическую власть. И уже через несколько минут их губы слились в страстных поцелуях. Впервые Варвара забыла о своей неподвижности. Доктор мастерски оживил то, что, казалось, заснуло навсегда. Конечно, нижняя часть ее тела так и осталась в мертвом безмолвии, но шея, грудь, руки – все трепетало и изнемогало от наслаждения! Волосы тяжелой волной рухнули на плечи и разметались от нежных, волнующих движений. Мягкие пальцы доктора исследовали все закоулки ее тела, ища отклик еще живой плоти. И он получил свой ответ. Варвара, изогнувшись дугой, обняла его с неимоверной силой и глухо застонала. Такой силы наслаждения она не знала, даже когда была здорова.
В последующие минуты Литвиненко помогал ее привести в порядок одежду и прическу. Они не проронили ни слова. Но было совершенно ясно, что доктор восстановил утраченное влияние прежним проверенным способом.
Варвара не стыдилась своего поступка. Более того, она полагала, что поступила правильно. Ей хотелось снова царить в семье, а для этого необходим был верный помощник. Как сбросить мачеху с ее пьедестала, вырвать из отцовского сердца? Опорочить. Полить грязью, внести червь сомнения в чистоту супружеских отношений. Как лишить ее власти и влияния? Извести наследника! Новый, пожалуй, уже не получится, чудес два раза не бывает!
Мысль о детоубийстве только поначалу показалась Варваре страшной. Но чем больше она размышляла об этом, тем более к ней привыкала. Однако даже Литвиненко не посвятила в свои планы. Собственно, и плана-то не было. Ребенок постоянно находился при матери или няньке, которые не спускали с него глаз. Сама Варвара редко оказывалась рядом с мальчиком. Он словно чувствовал черные мысли сводной сестрицы и всякий раз при виде ее начинал кричать и биться.
Варвара выжидала, представляя себе разные картины ужасной смерти ребенка и дикого горя несчастной матери. Порой она часами проводила, молча, уставившись на ненавистную мачеху, но видя не ее, а свои фантазии. Неожиданно мечтания приняли совсем другой оборот. Эти мрачно-сладостные картины прервались ужасным случаем. На Дмитрия кто-то напал и ранил его из пистолета.
В первый миг Варя искренне испугалась. Но когда суета улеглась и стало ясно, что Гривину не грозит серьезной опасности, она пожалела, что он остался жив. Муж перестал являться для нее опорой и надеждой. Более того, своим равнодушием и холодностью он погубил в ней остатки желания жить, бороться с болезнью. А ведь она верила в него, в его любовь! Но оказалось, что любви там не было и в помине! Если бы не Литвиненко! Он спас Варвару. Воскресил и ее тело, и ее пороки.
Однажды, осмотрев раненого Дмитрия, Валентин Михайлович произнес:
– Чрезвычайно странными кажутся мне все обстоятельства данного дела!
– Нет ничего странного в том, что обозленные пролетарии мстят своим благодетелям! Иногда блудливая собака кусает руку, дающую ей хлеб! – пожала Варя плечами в ответ, не замечая, что тем самым противоречит сама себе, всем своим прежним шагам на почве благотворительницы.
– Странным является не сам факт нападения. А характер ранения. Я как врач скорее склонен предположить попытку Дмитрия Ивановича выстрелить в себя. Но то ли духу не хватило, то ли рука дрогнула, так или иначе, он очень удачно промазал. Я имею в виду, промазал мимо жизненно важных точек своего организма.
Варя задумалась. Вероятно. Не только ей опротивела совместная жизнь, но и супругу. Но как разорвать узел? Странно, что муж не пытался извести ее, калеку, что было бы проще. Значит, в его жизни есть еще нечто важное или некто! Но кто это может быть! Прислуга? Работница, баба из деревни? Вряд ли. Митя брезглив и осторожен.
Размышляя подобным образом, Варвара поделилась своими сомнениями с доктором. Вот тогда Литвиненко и стал потихоньку приглядывать не только за раной своего пациента. Однажды мягкой походкой, бесшумно, несмотря на грузность своего тела, он подкрался к дверям спальни Гривина и стал свидетелем прелюбопытнейшей сцены. Он поразился пылкости чувств и действий Марго и Дмитрия. Наблюдая за нежной сценой и прислушиваясь к долетавшему до него шепоту, догадливый доктор понял, что это не первый внезапный порыв, охвативший молодых людей. Они, несомненно, предавались своему греху и ранее. Своими находками он осторожно поделился с подругой. Варя была готова узнать нечто подобное. Но то, что это опять оказалась ненавистная выскочка, повергло ее в неописуемую злобу. Она мастерски разыграла душераздирающую сцену доверительной беседы двух близких подруг. И с наслаждением наблюдала за нарастающим смятением Маргариты, когда попросила следить за неверным Гривиным. Варвара просто упивалась, видя на лице Марго плохо скрываемые следы душевной борьбы. И именно в тот момент невероятная догадка поразила ее. Точно такое же смятение запомнила она на лице подруги накануне свадьбы, накануне страшного падения. По-видимому, Марго и управляющий были близки и раньше, и девушка знала, что произойдет с разлучницей дальше!
Варе требовались подтверждения подозрениям. И доктор придумывает план со срочным отъездом. Соглядатаем оставили горничную Настю. Варя точно рассчитала, что жажда денег пересилит порядочность по отношению к хозяйке. И та оправдала надежды. Правда, после такого предательства ей пришлось срочно покинуть место. Уже в Петербурге, на Казанской, выяснилось еще одно важное обстоятельство. Чрезвычайное сходство изображений младенцев Мити и Коли.
Варвара не сомневалась теперь в тайной связи своего мужа и мачехи. Она не обвиняла их, она радовалась и раздумывала, в какой момент обнародовать все эти грязные тайны. Одно внушало ей беспокойство. Отец не пережил бы такого предательства, сердце пошаливало. Поэтому действовать требовалось крайне осторожно и постепенно.
