ждать. Ждать, когда придет письмо, а затем ответ на него. Ждать, пока Извеков согласится на развод и начнет хлопотать. То, что он согласится, она не сомневалась. Теперь, когда у нее на руках оказались бесценные бумаги, обнаруженные в кабинете писателя.
Ольга решила не терять времени попусту и хотя бы осмотреть Лондон. Но мысли, теснившиеся в ее голове, мешали наслаждаться красотами города, радоваться новым впечатлениям. С таким же успехом она могла бы ходить по улицам какого-нибудь губернского Н-ска. Магазины и лавки могли привлекать внимание, но к чему наряжаться, для кого, кто оценит и полюбуется? Вот-вот! Прав оказался Трофимов, она разучилась жить для себя, все с оглядкой на чужое мнение! Поэтому Оля просто заставила себя зайти в модный магазин и сделать покупки для своего удовольствия. Ей пришлось преодолеть ужасную робость, она так смущалась, что напрочь забыла все английские слова. Однако вышколенные приказчики смогли понять ее и без слов. Оля и испугаться не успела, как перед ней оказались разложенными новинки белья, чулок, корсеты. Вот уже натягивают на нее шуршащее платье и миленькие ботиночки. Снимают с полок коробки со шляпами, украшенные цветами, перьями, птицами, фруктами. Вечером того же дня она встретила Трофимова, и тот ахнул, до чего хороши оказались обновки. Оля просияла, хоть кто-то оценил ее мучения!
Они пошли по широкому бульвару, Извекова держала спутника под руку. Должно быть, они хорошо смотрелись вдвоем! Во всяком случае, Оле так казалось. И как бы сложилась ее жизнь, согласись она тогда, девять лет назад, на его предложение? Вот так бы шли под руку, смеялись или обсуждали домашние дела. Говорили бы о детях. Оля вздохнула, подумав о потерянной малютке. Вот еще один смертный грех Извекова, которому нет прощения!
Ольге было приятно идти рядом с Трофимовым. От него исходили спокойствие и уверенность. Его рука, на которую она опиралась, казалась сильной, надежной! Одно печалило молодую женщину. Бориса она теперь не интересовала совсем. Он опекал ее как друг, не более того. И почему время нельзя поворотить вспять! Как бы она поступила, если бы вдруг снова оказалась юной незамужней девицей, кого бы она предпочла, зная наперед весь расклад? Оля даже споткнулась, Борис заботливо поддержал ее под локоть. Извекова медленно шла по бульвару, не зная ответа. Трофимов между тем повествовал о новых способах борьбы с инфекциями.
«Нет, я совсем ему неинтересна! Но ведь он и сам, в сущности, не изменился, нечто подобное он толковал и будучи студентом, когда, по его словам, был страстно в меня влюблен! Но тогда эти разговоры только смешили или раздражали меня. Почему же теперь мне так неприятно слушать о его изысканиях? Неужто любовь к нему догнала меня только сейчас? Как это некстати! Я не хочу больше никого любить! Или наоборот – мне хочется хорошего высокого чувства и прочной искренней связи? Бог ты мой, я совсем запуталась! Бедный папа! Как мне тебя не хватает!»
На глазах ее сверкнули слезы.
– Оля, да вы не слушаете меня совсем! – Трофимов смотрел на спутницу строго, как учитель в гимназии, когда ученица не выучила урока.
– Признаться честно, да! – Ольга понурила голову. – Я все думаю… – Она запнулась. – К чему мне развод, свобода? Что мне с ней делать? Муж прав, я не смогу жить одна, не потому что беспомощна, а потому, что одиночество для меня немыслимо! Послушайте, Борис Михайлович! – вдруг с жаром воскликнула Оля. – Быть может, вы способны простить меня, забыть ту боль, что я принесла вам, и… избавить меня от одиночества?
Оля, выдавив из себя последнюю фразу, покраснела. Смелость ее иссякла мгновенно, как только слова были произнесены. И в тот же миг она раскаялась в содеянном и устыдилась. Лоб ее покрылся бисеринками пота. Ольга не относила себя к свободным феминисткам, но в данный миг она совершила деяние, на которое не всякая женщина способна. Сделала предложение мужчине! Трофимов молчал, и его молчание становилось мучительным и неприличным. Он понимал нелепость ситуации, но растерялся совершенно, язык отнялся, мысли все перемешались. А ведь он, внимательно наблюдая за Олей, ожидал чего-то подобного! И придумывал разные речи, которые именно сейчас напрочь вылетели из головы. Сердце бешено стучало. «Предательское сердце, о чем ты так громко стучишь? Неужели ты хочешь убедить меня в том, что ничего не прошло и не забыто? Любовь жива и готова вырваться из тисков железного разума? О, нет! Это слишком больно!»
Они стояли друг против друга и не смотрели в глаза. Пешеходы обтекали странную пару широкой волной, а они застыли, не решаясь идти или говорить.
– Господи! Как нелепо и стыдно! – наконец промолвила Извекова и хотела повернуть в сторону от спутника, но тот живо удержал ее за рукав.
– Нет! Вам нечего стыдиться! Вы были искренни! Признаюсь, я ждал подобных слов. Ждал их, и вместе с тем они стали для меня неожиданными. Неожиданной оказалась и та буря, которая помимо моей воли бушует во мне. Вот видите, я тоже честен и искренен с вами. Я не рисуюсь. Но я… я не готов сейчас любить, как прежде. И вы должны понять меня, слишком сильно было мое чувство к вам тогда, и много усилий ушло на то, чтобы вытравить его из себя!
Она снова сделала движение, чтобы уйти и покончить с тягостным и постыдным для нее разговором. Но теперь Борис уже крепко держал ее за руку.
– Однако это не значит, что я отвергаю возможность нашего союза. Послушайте, мы взрослые люди, вы уже не невинная девица. Замужняя женщина. Мы могли бы попробовать быть рядом, привыкать друг к другу. Заново узнавать. Мы будем вместе выращивать наше чувство, нашу любовь.
– Выращивать любовь? – Оля слабо улыбнулась. – Должно быть, это очень прихотливое созданье.
Ее улыбка обнадежила Трофимова. Он поцеловал ей руку, хотя Ольга и не произнесла слов согласия. Когда они подошли к дому, где Извекова снимала квартиру, они снова, уже в сотый раз за день, остановились в смущении. Оба подумали об одном и том же.
– Мы не будем торопить нашу любовь, – тихо произнес Борис и первый раз в жизни прикоснулся губами к ее губам, вдохнул ее аромат и поклонился на прощание.
Она поднялась к себе и долго сидела, не снимая шляпы и верхней одежды. Прежняя жизнь, полная домашних хлопот, Извеков, его дети, его книги, ее страдания, унижение – все отошло очень далеко, как будто и не было этих девяти лет. Вечернее солнце посылало в окошко последние лучики, они подбирались к стулу, на который Ольга опустилась, робко трогали край ее платья, чертили причудливые фигуры на полу. Лучи надежды, нового счастья, новой жизни?
Глава 36
Массивная дверь темного дерева отворилась, и Вениамин Александрович крикнул в глубину комнат:
– Вера! Вера! Да поди же ты сюда!
Весь его вид выражал крайнее раздражение и недовольство собой, дочерью, окружающим миром. Сидевшая с вязаньем в столовой Вера вздрогнула и с нежеланием поднялась. Она уже заранее знала весь предстоящий разговор и то, что за этим последует. В таком состоянии Извеков пребывал, когда очередной роман не выходил, перо затупилось, а издатели нажимали и сроки иссякали.
– Отчего тебя никогда не дозовешься! – Извеков даже ногой топнул.
– Вы несправедливы! Я пришла тотчас же, как услышала ваш голос!
– Нет! Это ложь! Ты сначала делаешь вид, что не слышишь, а потом еще плетешься нога за ногу!
– Я пришла сразу, – тихо и как можно миролюбивей произнесла Вера, стараясь погасить нарастающую бурю, которая частенько возникала просто на пустом месте.
– Хорошо, пусть так. Ступай тотчас же в издательство, найди там Короткова, ты его знаешь, и скажи, что до конца месяца рукопись никак не выйдет, я не успеваю, хоть убейте меня!
– Но это невозможно, папа! Он ведь и так дал вам второй месяц отсрочки! Я и в прошлый раз ходила, не могу, мне стыдно!
– Глупости какие! – Извекова трясло от раздражения и упрямства дочери. – Какой еще стыд! С тебя как с гуся вода, а я и впрямь не могу смотреть ему в глаза!
– А вы позвоните ему по телефону, – осторожно предложила дочь.
– Ты просто не хочешь мне помочь! – прорычал романист и хлопнул дверью.
Вера снова вздрогнула и какое-то время продолжала стоять перед закрытой дверью. Подобные вспышки недовольства и злобы в последнее время участились. Хотя, если подумать, они нередки были и прежде,
