Сердюков раздраженно пожал плечами. Еще чего не хватало! Однако он последовал за горничной, которая, несмотря на полноту, бежала бегом впереди него.
В кабинете управляющего лечебницей следователь застал самого управляющего и доктора, обоих в крайне возбужденном состоянии. Оба господина были до странности похожи. Невысокие, плотные, почти в одинаковых светлых пиджаках. И тот и другой носили аккуратные бородки и имели одинаково озабоченный вид, так что поначалу Сердюков, хоть и хорошо всегда помнил лица собеседников, даже путал несколько дней доктора и управляющего.
– Благодарю вас, господин Сердюков, что вы не замедлили вернуться, – вскричал доктор. – Приношу вам свои извинения, что потревожили вас, но у нас безвыходное положение, сударь. И мы вынуждены просить вашей помощи уже как полицейского следователя.
– Что же случилось, господа?
– Умер один из наших пациентов. И вы знаете его. Это господин Боровицкий! – сокрушенно произнес доктор.
– О господи! – невольно вырвалось у следователя. А он-то еще радовался, что не простился с семейством! Сердюкову стало стыдно перед самим собой.
– Но, господа, однако я мало что смыслю в санаторном лечении, хотя полагаю, что, как и во всяком лечебном заведении, такое иногда случается?
– Нет, господин Сердюков. В нашем заведении такого несчастья никогда не было! И не могло быть до сего дня! Мы неукоснительно следим за состоянием наших пациентов, надеюсь, вы сами в этом убедились. Вы же понимаете, как подобный случай повлияет на нашу репутацию, что подумают иные люди, узнав, что в нашей лечебнице происходят подобные прискорбные происшествия, – продолжал стенать доктор.
– И все же, господа, я не понимаю, при чем тут полиция, если один из ваших пациентов умер. Ведь он был болен. Не так ли?
– Да, господин Боровицкий не был здоровым мужчиной, – в разговор включился управляющий. – Но его недуг не носил смертельного характера. К тому же обстоятельства его смерти нам пока не совсем понятны. И мы бы хотели их прояснить, но очень аккуратно, чтобы не повредить репутации нашего заведения и не испугать других пациентов. К тому же, насколько я знаю, вы были знакомы с покойным и его семьей. Это обстоятельство могло бы вам тоже помочь в расследовании.
– В расследовании! – изумился Сердюков. – Вы хотите, чтобы я остался и принялся за это дело?
– Именно, – подтвердил управляющий, – разумеется, мы берем на себя все расходы по вашему лечению, по вашему пребыванию тут на время расследования, и, безусловно, мы выплатим вам такую сумму, которую вы сочтете нужным запросить с нас в подобном случае.
– Я должен телеграфировать в Петербург, испросить начальство… – засомневался следователь.
– Умоляю вас! – заломил руки доктор. – Всего несколько дней задержки! Спасите нас! Мы не останемся в долгу!
Сердюкова терзало сомнение. Остаться и приняться за расследование? В конце концов, какая разница, где снова приступить к делу! К тому же очень жаль беднягу Боровицкого, а уж о его осиротевшем семействе нечего и говорить!
Следователь хрустнул сплетенными пальцами. Доктор поморщился. Да-с, плохое состояние суставов!
– Господа! В сложившихся обстоятельствах христианский долг и мой долг полицейского принуждают меня согласиться на вашу просьбу. Чрезвычайно прискорбно, что мне придется расследовать смерть отца многодетного семейства, с которым я сам был знаком. Он казался мне приятным и безобидным человеком. Что ж, пройдемте к месту происшествия! – и Сердюков решительными шагами двинулся к двери.
Втроем они подошли к помещению, в котором пациенты принимали грязевые ванны.
– Сегодня мы отменили все процедуры, дожидались вас, чтобы все оставалось нетронутым, – прошептал управляющий.
– Разумно, – похвалил предусмотрительного управляющего полицейский.
Помещение было знакомо Сердюкову: он почти каждый день принимал тут процедуры. Дощатый домик прямо на берегу лимана, из которого добывалась грязь. Огромные, в рост человека, лепешки черной блестящей грязи специальными черпаками вытаскивались со дна мелководного лимана и нагревались на солнце. Постепенно поверхность лепешек тускнела и становилась очень горячей. Два мужика ровняли лепешки и делили по числу пациентов. Кого целиком укутывали в плотную тягучую массу, кому накладывали вокруг шеи – «египетский воротник», кому на другие болезные места.
Полицейский приблизился к топчану в углу комнаты. Нечто черное и бесформенное, казалось, расползлось по поверхности лежака и вот-вот упадет. Сердюков пригляделся и в ужасе отпрянул. Эта черная липкая куча раньше была жизнерадостным и румяным господином Боровицким. Грязь покрывала его всего, и даже лицо. Белыми были только белки глаз, вылезших из орбит. Все лицо и тело покойного было искажено судорогой, рот открыт, остатки пены засохли на подбородке. Грязь застыла в волосах, и они стояли дыбом, что придавало покойнику еще более ужасающий вид.
– Бог мой! – полицейский перекрестился. – Царство небесное!
Сердюков много видел покойников, но вид несчастного Боровицого потряс его. Какая ужасная смерть! Полицейский притронулся к грязи. Она уже давно остыла.
– Когда, по-вашему, это произошло? – спросил он у доктора.
– Видите ли, мы грязи, как вы сами знаете, даем, с десяти часов. Но ведь у господина Боровицкого на сегодня не было назначения! К тому же, я в последние дни не предписывал ему процедур, которые охватывали все тело, да еще при высокой температуре! У него пошаливало сердце. Как он оказался сегодня в грязелечебнице, кто наложил ему такую ванну? Несомненно, у него просто не выдержало сердце, ему стало плохо.
– К тому же, судя по выражению его лица, он узрел пред смертью нечто ужасающее, – задумчиво произнес следователь, вглядываясь в искаженные черты покойника.
